Перейти к содержанию

4udik

Сталкеры
  • Публикаций

    2 346
  • Зарегистрирован

  • Посещение

  • Победитель дней

    24

Записи блога, опубликованные 4udik

  1. 4udik
    / начало повести здесь - тыц! /
    Повесть в процессе создания, пишу и сразу выкладываю по 1-2 главе.
    ЧАСТЬ ВТОРАЯ
    — 14 —
    С совершенно безоблачного неба капал мелкий тёплый дождик, подсвеченный сбоку рыжим солнцем. Кажется, такие дожди зовутся «грибными». Вдалеке возникла невероятной чистоты радуга.
    Трое старались не смотреть друг на друга. Профессор возился со шлемом, Зима копалась в своем рюкзаке, Виктор, стоя рядом с ней, хлопал себя по карманам в поисках коробка спичек.
    — Ты, главное, время рассчитай, — наставлял один сталкер другого. – Когда ты бросишь болт, электра взорвётся и разрядится секунды на две. Вот это твой шанс. Тебе нужно схватить арт и отпрыгнуть назад. Я подстрахую, брат. Если накроет... Короче, если ты будешь еще жив, то я тебя вытащу, не ссы. Комбез, конечно, защищает, но не на 100%, сам понимаешь. Поэтому не подставляйся.
    — Да понял я, понял.
    — Аня, ты, вроде, отойти хотела?
    — Перехотела, — не поворачиваясь, ответила девушка.
    — Слезами всё вышло – подмигнул Виктор Профессору. – Да, Нуся?
    — Отвяжись, — огрызнулась барышня. Она отыскала в своем рюкзаке бутылку с водой и принялась умываться, наливая воду в ладонь и плеская в свою мордашку.
    Глаза девушки опухли и покраснели, щеки тоже побагровели пятнами и шелушились, но особенно от слёз пострадал нос – он распух, стал краснее помидора, а кончик носа и вовсе сделался лиловым. Умывание водой красоту не вернуло. Зима вытащила из рюкзака маленькое зеркальце, взглянула на свое отражение и ахнула.
    — Не смотрите на меня, — жалобно и чуть гундосо попросила она.
    — Как скажешь, Нюта. – откликнулся нарочито бодро Виктор. –  Пошли, подстрахуем вместе.
    И вновь человек в защитном скафандре крадется по аномальному полю, выбирая место, куда поставить ногу. Только теперь он не испуган, а собран и внимателен. Вот он уже почти вплотную к артефакту-бутылке. Электры искрят у его ног, опасные, смертоносные. Ухан достает из кармана болт, оглядывается. Позади и чуть в отдалении — Виктор и Зима, тоже в полном облачении. Виктор держит детектор, вот он поднимает вверх большой палец — дескать, всё нормально, действуй.
    Бросок болта. Вспышка. Треск электрического разряда. Голубое пламя озаряет всё вокруг. Шарахнуло так, что мама не горюй.
    Одна секунда.
    Профессор делает шаг и хватает бутылку.
    Вторая секунда.
    Ухан отпрыгивает назад, едва не вляпавшись в другую электру. Опять разряд, вспышка, запах озона и даже, как будто, гари. К счастью, костюм выдерживает, зацепило лишь краем.
    Потихоньку все трое выбираются из лабиринта аномалий. Профессор сжимает бутылку в руке.
    — Уф-ф! – Виктор снимает свой шлем. – Жарковато было. Ты отлично справился, Ухан! Настоящий сталкер, без дураков. С почином, брат! Первый арт. Что чувствуешь? Как оно, быть бессмертным?
    — Ничего не чувствую. Может, ее включить надо? Или выпить?
    В бутылке плещется голубое электрическое пламя, отчего она и светится.
    — Я тебе выпью, алкаш! – грозно рычит Зима. – Это не так работает.
    — Угу, — Виктор снимает с Ухана шлем и осматривает отстреленное ухо. – Ухо не отросло. Так и запишем, на регенерацию арт не влияет. Больно так? Да? Понятно, боль тоже не притупляет.
    — Давай я в него стрельну? – предлагает девушка. – Сразу узнаем, бессмертный он или как.
    — Не настрелялась еще,  Анюта? Забудь! Ни в кого мы стрелять не будем. Считаем, по умолчанию, что арт работает.

    — Дай подержать, — просит Зима, и Профессору уже протягивает ей бутылку, но тут вмешивается Виктор:
    — Стоп! Арт понесёт Ухан. Только он. А мы с тобой,  Анна Николаевна, будем его беречь и охранять. И путь прокладывать. Это понятно?
    — Ствол верните, — Зима говорит с обидой. – Как я его охранять буду?
    — Вот там твоя пукалка лежит. Только патронов там не густо, — Виктор продолжает нараспев: — И у неё осталось три патрона, один – врагу, а два – себе в висок. Так, Нюта?
    Зима не удостаивает его ответом и гордо удаляется на поиски своего оружия. Точно, девушка обиделась, теперь нет в этом сомнений.
    — Обиделась, — замечает Профессор-Ухан.
    — Детский сад, штаны на лямках, — Виктор смотрит на часы, потом на небо, потом снова на часы. – Надо место для ночевки искать. На «Скадовск» нельзя возвращаться, если десант высадят, то именно там нас будут ждать.
    — У меня там рюкзак остался, — грустно говорит Ухан.
    — На обратном пути заберем. Если будет у нас обратный путь, конечно. И если твоему рюкзаку до той поры никто ноги не приделает.
    — Жалко. У меня там разработки нашей лаборатории: контейнер для артефакта с магнитной ловушкой и охлаждающим контуром и сканер-детектор, экспериментальная модель. Вместо аккумуляторов там и там стоят «этаки». Все разработки в единственном экземпляре, больших денег стоят. Оформил вынос из института, как полевые испытания. Эх... блин...
    — Снявши голову, по волосам не плачут. Нассы и забудь. Ты только что второй раз родился, а переживаешь из-за какой-то фигни. Ты радоваться должен, радоваться!
    — Я радуюсь.
    — Чё-то не бросается в глаза, братан.
    К ним бежит Зима с винтовкой наперевес и кричит:
    — Слушайте! Слушайте!
    Двое мужчин навостряют три уха, прислушиваются.
    Это как далёкое стрекотание кузнечика, звук почти неразличим. Потом он становится громче. К нему добавляется еще такой же стрёкот. И еще.
    — Ну всё, — Виктор темнеет лицом. – Приехали. Конечная, млять!
    — Десантные вертолёты? – на всякий случай переспрашивает Ухан.
    — Сам-то как подумал?
    Раскрасневшаяся и запыхавшаяся сероглазая барышня подлетает к ним и орёт:
    — Чё встали? За мной! Бегом! Бегом!
    — 15 —
    Звук работы мощного двигателя всё ближе. Уже слышно, как гигантские лопасти несущего винта черпают воздух: ту-ту-ту-ту. Три фигуры бегут прочь от электроподстанции, от Железного Леса, но им не уйти — вертолет держит курс прямо на них. Вероятно, летчики их заметили, винтокрылая машина начинает забирать влево, опустив нос. Боевой разворот. От вертушки не убежишь, это к гадалке не ходи.  Но вольные сталкеры всё равно бегут, спиной ощущая, как их берут в прицел. Внезапно звук двигателя стихает, как будто его просто стёрли из реальности. Раз – и тишина.
    Виктор оборачивается, чтобы увидеть, как вертушка падает. Удар о землю уже не вертолёта, но груды металлолома. Еще в воздухе машину начало корёжить и сминать как будто огромной невидимой рукой. Как кусок пластилина.
    — Ага! – злорадствует Виктор и показывает неприличный жест. – Хрен вам в грызло!
    — Ого! – Ухан тоже остановился, повернулся и смотрит во все глаза.
    — Да вы охренели, мужики?!  Чего не видали? Сейчас боекомплект рванёт! Жить надоело? – Зима торопит и подгоняет.
    Подтверждая ее слова, в обломках вертолёта занимается оранжевое-черное дымное пламя.
    — Чего он упал? – спрашивает Ухан без особой надежды на ответ.
    — Аномалии, брат. Они не только на земле, но и воздухе, — Виктор показывает руками круги, пытается изобразить аномалии в воздухе. – Зона вообще не любит вояцкую технику, насмотришься еще по дороге искорёженных танков, вертушек и БТР. Тут армейского металлолома больше, чем ям на дорогах Омска.
    — Бегом-бегом! – торопит девушка.
    — Слышь, Ань, ты не беги как угорелая – на пень наскочишь.
    — Жену свою поучи борщ варить, — резко отвечает Зима. – Я это тропу знаю, тут всегда чисто. Шевелите поршнями!
    Девушка бежит впереди, показывая путь, за ней – Ухан, замыкающим – Виктор. Профессор думает на бегу, что надо бы смотреть на дорогу и по сторонам, а не только на зад Зимы, обтянутый комбезом. Чёрт, думает Ухан, она мне в дочери годится, куда я смотрю? И как будет правильно: зад Зимы или зимний зад?
    За их спиной начинается вторичная детонация, огонь добрался до боекомплекта.
    Через полчаса они уже у опор моста Преображенского. Сооружение величественное, хоть и частично разрушенное.  Далеко позади в чистое небо поднимается столб жирного черного дыма – это догорает военный вертолёт. Погони не слышно, можно отдышаться.
    — Ну, Анна Николаевна, какой же у тебя план? – Виктор почти не запыхался.
    — Три тысячи градусов.
    — Нет, Ань! Только не это, — Виктор чуть ли не перекрестился, услышав про три тысячи.
    — У тебя есть вариант получше?
    — Нету, — вздыхает Виктор.
    — Я ничего не понял, — встревает Профессор. – Вы про что?
    — Зима решила нас засунуть в топку. В ядерный реактор. Я правильно излагаю, Нюта?
    — Витя, не юродствуй. Вы знали, на что подписались. Поздняк метаться.
    — Всё равно не понимаю, — Ухан смотрит то на Зиму, то на Виктора.
    — Артефакты трудно разрушить, брат. Ты же держал в руках «этаки», знаешь, что их невозможно повредить, самый твердый резец их не берёт. Только один способ есть – нагреть до такой температуры, чтоб любое, даже самое тугоплавкое вещество испарилось, превратилось в газ. Температура нужна соответствующая, тут ацетиленовой горелкой не обойтись. Ну и Зима придумала запулить эту бутылку бессмертия в активную зону реактора ЧАЭС. Чтоб наверняка. Идея мощная. Но смертельная. Билет в один конец. Для одного из нас уж точно. Кинем жребий, когда доберемся до реактора.

    — Не надо жребий, я полезу в реактор, — голос Зимы твёрже стали.
    — Нет, арт добыл я, мне его и уничтожать, — вступает Ухан.
    — Началось в деревне утро, — вздыхает Виктор. — Вот вы оба молодцы, конечно. Двое потенциальных самоубийц – просто на загляденье. Хоть сейчас вас на доску почёта с надписью «Им жизнь не дорога: лучшие камикадзе месяца». Ну? Покрасовались друг перед другом? Показали своё охеренное благородство? Баста! Надо сначала до реактора добраться. Не факт, что все трое дойдем. А уж там потянем жребий, кто жив останется. Может, и выбирать будет уже не из кого.
    — Или так, — легко соглашается девушка. Ухан молчит.

    — Место для ночлега надо искать. Что думаешь, Анюта?
    — Времени нет, Витя. Какой ночлег? Прямо сейчас и двинем.
    — Кукухой поехала? Об сосну ударилась или просто крыша прохудилась со временем? Ночь на носу. Далеко ли мы уйдём ночью? Ты лучше меня знаешь, чего тут по ночам творится.
    — До ночи успеем, Витя.
    — Как?! Я летать не умею,  Ань. До ЧАЭС отсюда пешкодралом сутки, не меньше. И то, если сильно повезёт.

    Зима вынимает из рюкзака алый с серебром шар. Ну, на первый взгляд так кажется. Ухан смотрит во все глаза – это, скорее, что-то живое: шар непрерывно движется, как бы закручивается внутрь себя, алая внутренняя часть непрерывно перекрывается поверху всё новыми и новыми серебряными полосами, и отдельными блестяшками. Трудно описать словами, вещица явно не из нашего обыденного мира. Шарик отбрасывает алые и серебряные отблески на руки, лицо и комбез Зимы. Размером с теннисный мяч эта штуковина, может, чуть больше.

    — Ага, — говорит Виктор. Он явно понимает, что это. Видал такое раньше.
    — Ага, — весело поддразнивает его Зима.
    Только Ухан ничего не понимает. Но спрашивать не решается, догадываясь, что это, вероятно, очередной подарок Зоны. Артефакт.
    — И куда? – спрашивает Виктор.
    — Туда, Витя, именно туда – Зима явно наслаждается его легкой растерянностью. Удалось ей удивить бывалого сталкерюгу.
    — Ну, Анюта, ну ты даешь! Даешь стране угля: мелкого, но много! Чего раньше не сказала?
    — А вы не спрашивали.
    Девушка смотрит на своих напарников так, как будто она сама этот артефакт родила, вырастила и воспитала. Сверху вниз на них смотрит, хоть она им примерно до груди обоим.
    — Погоди-ка, Нюта!  Стоп-стоп! Так это он у тебя всё время был? Нахрена мы тогда бежали сюда? Нас вертуха чуть не покрошила в мелкий кровавый винегрет. Мы могли же прямо из Железного Леса? Не стыкуется что-то, а? – В голосе Виктора нескрываемое недоверие.
    — Ну я, — начинает юлить Зима, — Я была не уверена... Ну насчет, что мы все вместе...
    — Так ты хотела арт зацапать? И одна сбежать? А нас, что, грохнуть?
    — Ну... — Девушка смотрит в землю и становится пунцовой от стыда.
    — Договор, Анна Николаевна. Договор! Пункт первый.
    — Витя, но я же тут. Не сбежала. И вас не шлепнула. Чего ты еще от меня хочешь?
    — Сучка же ты! Первый и последний раз,  Ася. И я не шучу. Ладно, забыли. Что дальше?
    — Шлемы надевайте, — отдает приказ барышня. Виктор и Ухан послушно выполняют.
    — Обнимите меня! – командует Зима. – Ограничений по грузоподъёмности нет, но вот радиус захвата совсем небольшой.
    Оба мужчины переминаются с ноги на ногу и смотрят друг на друга смущенно.
    — Мужики, вы охренели в край? Девушка вам предлагает обняться, а вы? Давайте я вас сама обниму, раз вы такие стеснительные. Ближе встаньте.
    Зима сгребает двоих сталкеров в охапку и активирует артефакт. Артефакт телепортации.
    Тьма, огненные искры, адский холод – всё это длится мгновение. И вот уже вся троица стоит в лучах заходящего солнца на крыше объекта «Укрытие», что построен над разрушенным четвертым энергоблоком. Фонит изрядно. К счастью, скафандры защищают от радиации.
    — Ничего себе! – восхищенно шепчет Ухан. – Я не знал, что такое возможно. Я даже не слышал о таких артефактах, а в наш отдел стекается вся информация по Зоне. Никто ни разу.
    — Они редкие, — Зима кивает. – И одноразовые. Испаряются в процессе. Ну или как-то так. Исчезают, в общем. Может там, в переходе между мирами застревают. Не знаю.
    — Переход между мирами? Но, позвольте? – Профессор пытается через стекло скафандра поправить несуществующие очки на своем носу. Научный диспут обрывает Виктор:
    — Хорош базарить! Валим отсюда в темпе вальса. В которой стороне лестница, Ань?
     
    — 16 —
    Длинные тени тянулись от их ног почему-то на юг, хотя был уже вечер. И будто двоились. Ухан смотрел на свою тень и хмыкал озадаченно. Потом всё же спросил:
    — Странные какие у нас тени. А, Виктор?
    — Тени? Не обращай внимания, брат. Тут с тенями черт-те что творится. Это не опасно.
    Зима крутилась на месте, пытаясь вспомнить, где же тут лестница. Затем двинулась к краю крыши в поисках.
    — Слушай, забыл предупредить, — Виктор повернулся к Профессору. — Ты на солнце не смотри. Тут нехорошее солнце.
    Ухан немедленно обернулся на 180 градусов, уставился на небо. И едва не рехнулся: на севере над горизонтом висело не привычное рыжее октябрьское солнышко, а круглая желтая глазастая рожа с алым румянцем и нехорошей ухмылкой. Как с детского рисунка.
      — Что это? — заикаясь спросил Профессор.
     — Лабысло, —усмехнулся Виктор. — Вероятно, кто-то из местных считал, что именно так и должно выглядеть солнце. Какой-то ребенок, наверно. Зона, брат, она как бы читает наши мысли, но исключительно по-своему понимает. Если у неё есть, чем понимать. Короче, Зона состряпала эту иллюзию. Каждое утро сие чудище вылезает из-за горизонта на юге, а каждый вечер прячется в болотах за Припятью, вон в той стороне, - он махнул рукой, указывая куда-то на север. — Неплохая шутка! В радиусе 5 километров от ЧАЭС это вот страшилище вместо солнца. Иногда в эти края забредают заплутавшие мародёры или вот вояки рейды проводят - могу тебя заверить, на них это зрелище действует еще похлеще, чем на тебя! Я сам, когда первый раз увидел, чуть в штаны не наложил. Думал, всё - белая горячка. С тех пор - ни капли спиртного, как отрезало.
    — В гробу я видел такое солнце, — простонал Профессор. — Сразу говори, что тут еще аномальное?
    — Аномальное? – Виктор взглядом пробежался по окрестностям. – Да примерно всё, брат. Смотри под ноги и по сторонам, болты кидай, прежде чем шаг сделать. И ничему не удивляйся. Самый центр Зоны, и тут самая высокая концентрация чудес на единицу площади. А если чего увидишь странное или необычное, то руками не трогай, меня или Зиму зови. Потому что можно и без рук остаться.
     
    Вдалеке на юге затрещал двигатель вертолёта, удаляясь. Все трое на крыше вздрогнули.
     
    — Всё, улетают, супчики, — злобно прокомментировал Виктор этот новый звук. — Не нашли, чего искали. Сворачиваются. Финита ля комедия.
    — Будем надеяться, что они не оставили тут засаду, — подхватила подошедшая Зима встревоженно. — Нам только этого еще и не хватает для полного счастья. Лестница — там.
    — Пошли, брат, — обернулся Виктор к Профессору. Да только никакого Профессора не было. Вообще никого. Пустое место. Вот только что тут стоял, на Лабысло глаза щурил.
    — Аня? — неуверенно позвал Виктор. — Ты Ухана видишь?
    Зима подошла вплотную, уставилась на Виктора серыми глазищами снизу-вверх:
    — Сбежал? А я говорила, я предупреждала…
     
    — 17 —
    Две фигуры в научных скафандрах карабкались по хлипкой железной лесенке, спускаясь с крыши объекта «Укрытие» на грешную чернобыльскую землю. Злое и страшное солнце светило им в спину, тишина вокруг не нарушалась ничем, лишь слегка поскрипывала лестница, да подошвы пары ног иногда постукивали по железным ребристым ступеням.
    Небо сделалось совершенно невообразимого цвета. Вероятно, это и был цвет бедра испуганной нимфы или, как его называют франзузы, cuisse de nymphe effrayee. Но на небо эти двое не смотрели. Торопливо и сосредоточенно они старались побыстрее убраться с проклятой лестницы, на которой они были видны в своих ярких костюмах за пару километров безо всякой оптики.
    Легко спрыгнула на землю Зима. Грузно бухнулся Виктор. Они присели, прислушиваясь и оглядываясь.
    — Не пойму, Нюта, куда он мог с крыши деться?
    — Материться не хочется, Витя, а то я бы тебе сказала, куда.
    — Я серьёзно, мать.
    — За «мать» в лоб щас получишь.
    — Извини.
    И тут Виктор получил ответ на свой вопрос. Глухой стук шел от стены саркофага, около которой они находились. Три коротких, три длинных, три коротких. Пауза. И снова. Явно, стук шел изнутри сооружения. «Три точки — три тире — три точки».
    — Сигнал SOS, Ань.
    — Слышу, не глухая.
    — Наш?
    — Не факт, Витя, не факт.
    — Проверим?
    Девушка молча повернулась и пошла вдоль стены в сторону входа во вспомогательные помещения бывшего 4 энергоблока. Свою винтовку она перехватила поудобнее, сняв с предохранителя. Виктор двинулся за ней, поминутно оглядываясь и прислушиваясь. Сигнал SOS повторялся вновь и вновь.
    Не встретив по пути никого, двое вольных сталкеров пробрались в технические коридоры атомной электростанции. Станция была заглушена, 15 декабря 2000 года она навсегда прекратила генерацию электроэнергии. Персонал был вывезен. Охрана тоже была снята. Но станция не была необитаемой. Если верить слухам и байкам у костра, которые так любили рассказывать друг другу вольные сталкеры, тут жило множество различной нечисти. От невидимых бестелесных энергетических сущностей до вполне реальных чернобыльских псов. Ходили слухи о мутантах, убивающих силой мысли, и о безжалостных боевиках частных армий, которые искали здесь отчеты о тайных экспериментах. Большинство рассказов были просто байками, городскими легендами, но всё же… Кое-что вполне могло оказаться правдой.
    Аномалий тут было немеряно, а радиоактивный фон местами зашкаливал, несмотря на всю проведённую работу по очистке территории от радионуклидов. Артефакты тоже встречались, однако охотников лезть за ними к черту в зубы было немного. Лишиться жизни здесь можно было за секунду. Возвращались живыми к окраинам Зоны отсюда единицы. Даже вояки, обвешанные оружием, броней и обеспеченные тяжелой техникой, несли здесь адские потери, зачастую даже не понимаю, что или кто их убивает. Вся территория ЧАЭС была усеяна брошенной военной техникой – танки, вертолёты, БТРы. У некоторых танков и БТРов люки были наглухо задраены изнутри. Как там погибли бойцы, скрытые броней и защищенные системами очистки воздуха от радиоактивной пыли, оставалось загадкой. Зона убивала сквозь броню танков, ничего не могло защитить от ее гнева.
    И Зима, и Виктор всем существом ощущали пристальный взгляд Зоны, следящий за ними ежесекундно. Смерть стояла у каждого из них за левым плечом. Дальше в Зону – ближе к небу, как любили говорить бывалые сталкеры. И добавляли: сталкеров в рай без очереди пропускают.
    В тесных темных коридорах технического уровня клаустрофобия развивалась у каждого. Узкий луч встроенных в шлемы фонарей выхватывал из тьмы голые бетонные стены и множество кабелей и труб, змеящихся по ним. И пыль. Огромное количество пыли, копившейся годами, а теперь потревоженной и висящей в воздухе. К счастью, в скафандрах были изолирующие дыхательные аппараты замкнутого цикла.
    Здесь, в этих извивающихся, расходящихся, ветвящихся и пересекающихся подземных коридорах, звук SOS был не слышен. Но Виктор был уверен, что сигнал повторяется.
    Зима шла первой - приклад в плечо, голова прижата к прикладу, один глаз зажмурен, прицел пляшет по коридору впереди, повторяя путь светового пятна от фонаря на шлеме. Виктор замыкал, оглядываясь и прислушиваясь.
    Девушка остановилась внезапно. Сталкер за её спиной замер с поднятой для шага ногой. В свете двух фонарей коридор впереди был пуст. Но как будто в одном месте воздух сгущался и чуть дрожал. Как бы переливался, как вода. Нет, описать это словами невозможно. Плохо выглядел воздух впереди, смертью сквозило от него.
    — Болт, - прошептала Анна.
    Виктор понял ее с полуслова и сильно замахнувшись швырнул болт далеко вперед. Ахнуло неожиданно и оглушительно, оранжево-белое пламя заполнило коридор, устремляясь вдаль и сжигая всё на своем пути – выжигая и пыль, и кислород. Огонь возникал не из стен, а из совершенно пустого пространства коридора, опаляя стены, сжигая оплётку электрических кабелей и прожигая дыры в стальных трубах под потолком.
    Так же внезапно всё погасло, тьма навалилась, даже фонари не могли ее разогнать.
    — Ну всё, муха блядская, приехали! – зло и горько сказал Виктор.
    — По вентиляции пойдём, назад нельзя, - Зима была сосредоточена и внешне спокойна.
    Да, возвращаться нельзя, это первая заповедь любого сталкера. Любого, кто выжил в Зоне.
     
    — 18 —
    В коридор слева и справа открывались двери служебных помещений. В ближайшую дверь Зима и нырнула. Куча брошенного оборудования неясного назначения загромождала центр комнаты, часть приборов была раскурочена – видать, мародеры вытаскивали медь и разное ценное. Девушка шарила лучом фонаря по стенам, разыскивала решетку вентиляции.
    — Витя, подсади, — Зима обнаружила искомое.
    — Не вопрос, Ань.
    — Если ты меня собираешься за задницу хватать в этот момент, то предупреждаю сразу – я тебе нос сломаю за такое. Чтоб без обид, Витя.
    — Да не очень-то и хотелось, — но голос Виктора был полон разочарования, выдавая его с головой.
    Сталкер присел у стены, позволяя девушке забраться на его плечи и дотянуться до решетки под потолком. Зима принялась откручивать болты, которые удерживали решетку на месте. Необходимый инструмент - мультитул был у нее в нагрудном кармане.
    Четыре болта, а за ними и решетка грохнулись на бетонный пол. Девушка, подтянувшись на руках, заползла в вентиляционный короб. Повозилась там немного и крикнула:
    — Чисто!
    Виктор подтащил железный стол и тоже забрался в вентиляцию.

    За стенами станции наступила ночь. Жуткое солнце центра Зоны напоследок похабно подмигнуло левым глазом и спряталось в болота севернее Припяти. Ночная тьма окутала территорию вокруг ЧАЭС. В вентиляционной трубе тоже было темно, но в ней было темно и днем, и ночью. Сейчас лишь свет двух фонариков метался по железным стенкам.

    Хрупкая и маленькая Зима грохотала и гремела, поминутно застревая и матерясь свистящим шепотом. Ее винтовка цеплялась за любой выступ, за любой болтик, за любую неровность.
    Следом полз Виктор бесшумно и ловко, несмотря на свои габариты. Поначалу он тихонько хихикал, когда девушка особенно многосложно матюгалась, застряв. Но получив два раза каблуком по куполу, хихикать перестал.
    — Приезжай в Калифорнию. Отдохнем, развлечемся... - пробормотал Виктор себе под нос, подражая своему любимому киногерою, который тоже был мастак ползать по вентиляции.

    Оставалось только надеяться, что на пути их не поджидает аномалия. Или еще что похуже.
    После пары прямых перегонов и пары поворотов, в которых Зима застревала так, что Виктору приходилось её буквально проталкивать, как застрявшую пробку в бутылке — после этого всего Зима решила, что они уже достаточно много проползли, чтобы обойти аномалию в коридоре. Девушка ногами принялась выбивать вентиляционную решетку в боковой стенке трубы. Грохот стоял такой, что будь на станции хоть какие-то монстры, то они все бы сбежались сюда на звук. Бежали бы с одной мыслью: «Вот и хавчик пришел!»
    Решетка не поддавалась.

    — Нюта, отползи, дай, я попробую.
    Зима молча сдвинулась по трубе, давая место Виктору. От пары мощных ударов решетка выпала наружу. Сталкер вылез в очередную техническую комнату, помог выбраться девушке. Кинув пару-тройку болтов вперед, выглянул в коридор. Несколько болтов и туда.
    — Вроде, норм.
    — Дай дорогу, — Зима опять взяла винтовку наизготовку и двинулась вперед. В конце коридора виднелась лестница наверх.

    Вскоре двое сталкеров добрались до реакторного зала 4 энергоблока. Фонило преизрядно. Счетчики Гейгера, вмонтированные в их комбезы, заходились, захлёбывались своим треском и переходили на непрерывный заунывный свист. В темном огромном помещении лишь в дальнем углу горела яркая голубая звезда. И оттуда же шел стук: «три точки — три тире — три точки».

    Осторожно приблизившись, они обнаружили Ухана, лежащего у стены. В одной руке у него была зажата светящаяся бутылка, в другой – какая-то железяка, которой он колотил по стене саркофага, отбивая сигнал SOS. Ноги его были неестественно вывернуты, штанины промокли насквозь черными пятнами крови.
    — Ухан, дружище! – завопил Виктор.
    — Ребята! – бросив железяку, помахал рукой Профессор. — А я упал. И кажется, сломал обе ноги.
     
    — 19 —
    В свете трех фонарей раны на ногах Ухана выглядели ужасно. Пара костей пробили мышцы и кожу насквозь, острые обломки торчали ниже левого колена. Кровь уже запеклась, на ногу почти у паха был наложен жгут-турникет из военной аптечки.
    — Лист крыши подломился подо мной, и я полетел вниз, — рассказывал Профессор во время осмотра его ног. — Вы же по этому листу крыши поняли, что меня внутри надо искать?

    Виктор и Зима переглянулись. Девушка тихонько постучала себя согнутым пальцем по шлему сбоку, давая оценку сообразительности Виктора.

    — Как же ты выжил, братан? Тут лететь метров 60 минимум.
    — Артефакт, думаю, — закашлялся Ухан. — Я жгут сразу наложил и из аптечки вколол все шприц-тюбики. И таблетки все сожрал.
    — Имодиум не надо было, — хмыкнула Зима. – Теперь неделю не сможешь...  Впрочем, неважно.
    — Операционная нужна. Слышь, Нюта, поищи вокруг чего-нибудь, чтоб носилки сделать.
    — Не надо носилки, — подал голос Ухан. — Мы же уже в реакторном отсеке, так?
    — Типа того. Только реактор этот взорвался в 1986 году. Пачка графитовых замедляющих стержней, примерно 20 на 20 метров в поперечнике, и в глубину 18 метров, сгорела почти мгновенно, а всё ядерное топливо проплавило бетонный пол и утекло в подвал, по пути смешавшись с бетоном, песком и элементами обшивки реактора. Кориум – так эта адская смесь теперь называется. И внутри у нее до сих пор идёт ядерная реакция. Активная зона и всё такое. А все другие реакторы этой станции давным-давно заглушены. Больше 10 лет назад.
    — Вот! — сказал Профессор.
    — А ведь он прав, — подхватила Зима. — Мы у цели. Давайте арт, я полезу в активную зону.
    — Стоп! Никто никуда не лезет. Сначала Ухана дотянем до больнички, пока он ласты не завернул.
    — Виктор Натанович, — откашлялся Профессор. — Я уже труп. При любом раскладе. Вы же должны это понимать. Я жив ровно до того момента, пока держу эту бутылку. А как только мы выберемся к людям – бутылку отнимут. За ней идёт охота, она бесценна, а моя жизнь ничего не стоит. Да и жизни никакой уже нет, я настоящий зомби – живой мертвец. Поэтому в активную зону пойду я. Мне так и так каюк.

    — Как ты пойдешь, братан, с перебитыми ногами?
    — А вы меня подтащите так близко, как сможете, а дальше я уже на руках заползу. Руки силу не потеряли.
    — Нет, братуха.
    — Да, Витя, да. Он всё правильно говорит. Он уже умер. Давно умер. И сейчас он может кое-что сделать для всех, оставшихся в живых. Может уничтожить этот чёртов арт. Ты не забыл, зачем мы сюда шли?
    — Да помню я, Аня, помню.
    — Ну?
    — Не могу я так, Ася. Сам погибай, а товарища выручай – слыхала про такое?
    — Витя, ты идиот? Он уже умер. Посмотри правде в глаза.
    — Млять!
    — Бери его под плечи, а я за ноги возьму. А по лестнице на веревке его спустим, у меня есть стропа от парашюта. Давай в темпе! У него, похоже, внутреннее кровотечение. Может сознание потерять в любой момент. Витя, не тормози!

    По циклопическому залу, засыпанному радиоактивным пеплом и бетонной крошкой, двое тащили третьего в полной темноте к огромной дыре в полу в центре помещения. Виктор непрерывно матерился себе под нос. Девушка несла свою ношу молча. Штурмовая винтовка была закинута за спину и время от времени цеплялась стволом за крупные бетонные обломки. Свет фонариков и голубое сияние артефакта чуть смягчали тьму вокруг.
    — Вы не волнуйтесь, я всё равно ниже груди ничего не чувствую, — подал голос Профессор, когда Зима не удержалась, уронила одну его ногу на пол и принялась извиняться.
    — Перелом позвоночника, — ни к кому особо не обращаясь и не оборачиваясь, сказал Виктор.
    — 20 —
     
    Они еще дважды уронили Профессора – один раз лопнула хвалёная парашютная стропа, и Ухан свалился с высоты пяти метров на груду бетонных обломков, а второй раз просто уронили, перенося его тело по узкому подвальному коридору. Ухан яростно шутил, комментируя каждое своё падение.
     
    Виктор ушел вперед, чтоб разведать дорогу к кориуму. Скорее, уполз – коридор до половины был засыпан песком, бетонной крошкой и радиоактивным пеплом.  Было очень жарко, счетчик Гейгера просто перешел на ультразвук, настолько тут было всё заражено радиацией.

    Профессор и Зима лежали рядом, вглядываясь в тьму коридора впереди и прислушиваясь к звукам оттуда. Звуков никаких не было, полная тишина. Лишь какое-то потрескивание. Виктор, при всех его габаритах, двигался бесшумно.

    — Как в аду после ядерной бомбардировки, — снова пошутил Ухан. Зима не отреагировала. В темноте под стеклом шлема не было видно её лица, но Профессор ясно представлял, как она хмурится и закусывает нижнюю губу.

    — Анна, — Профессор впервые назвал девушку по имени, — что за черная кошка между вами пробежала? Ну, между вами и Виктором. Вы говорили, что он был вашим учителем. А разговариваете с ним так, как будто наоборот. Не понимаю.
    — Мы об этом не говорим, — ответила Зима. Помолчала и добавила: — Хотя... Сейчас смысла нет скрывать. Скажу один раз. И больше мы к этой теме никогда не вернемся, идёт?
    — Идёт, — закашлялся Ухан. Во рту он постоянно ощущал металлический привкус крови.
    — Это был поход по родному краю. Виктор... э... Натанович был наш классный руководитель. Он турист-разрядник, КМС по направлению «маршрут», постоянно нас в походы водил. Каждые три месяца. Из нашего класса с ним ходили постоянно человек 15. В тот, последний раз, нас было 17. Выпускной класс, но всё равно еще дети. На два дня с ночевкой в палатках. Мальчиков и девочек примерно поровну, я тоже была. Все девчонки в классе были без ума от Виктора Натановича... Ну и я тоже. Детская такая влюбленность, ничего серьезного. Он не знал, по крайней мере, виду не показывал. Любимчиков у него не было. Никаких намеков, ничего такого, вы не думайте. В этом смысле слова плохого никто не скажет про нашего учителя. В первый день прошли почти 30 километров, поставили палатки, назначили костровых и поваров. Ничего особенного. А вот ночью нас и накрыло. Не знаю до сих пор, что это было. Выброс или что другое. Как будто мы провалились в ад. Небо пылало, грохотало со всех сторон, сыпался жирный пепел, черный такой. И ветер, я такого ветра никогда больше не слышала. Кроны деревьев начали гореть, сначала вдали от нас, а потом всё ближе и ближе. Виктор Натанович собрал всех, сказал, чтоб бросили всё – палатки, рюкзаки, все вещи и еду. Сказал, что надо быстро уходить. Сказал: беда.

    Профессор слушал молча, лишь иногда заходясь в приступах кашля.
    — Он вышел из леса один. Один, понимаете? И он был весь в крови. В чужой крови. А в посёлке, куда он вышел, уже шла эвакуация, всех просто грузили в автобусы и везли в сторону Киева. Военных еще не было, милиции уже не было. И, конечно, никаких спасателей. Когда спохватились и выслали поисковый отряд, уже много часов прошло, почти сутки... Искали долго, не сразу нашли.
    — А вы, Анна? — спросил Профессор.
    — Я, наверно, сознание потеряла. Очнулась одна, никого нет вокруг, лес горит. До этого мы шли через болото, одежда была промокшей насквозь, от холода и очнулась. Стала выходить, навыки ориентирования и выживания в лесу помогли. Долго выходила, без компаса была, а солнца не было видно – сложно было направление держать. К вечеру третьего дня вышла к селу, там были люди, был телефон. Потом родственники за мной приехали.
    — А с другими детьми что?
    — В газетах писали «Не хватило сил». Так статья называлась. Когда их нашли, тела уже начали разлагаться, глазницы у всех полностью выедены насекомыми. Хоронили их в закрытых гробах. Мне запомнилась фраза из той статьи в газете: «У всех пострадавших была мокрая одежда. Плюс большая физическая нагрузка и кислородное голодание. В таких условиях смерть может наступать быстро. Были случаи, когда при подобных обстоятельствах люди умирали от переохлаждения в течение двух часов».
    — Ничего не понимаю. Вы же были недалеко от людей, от поселков. Это же Киевская область, а не сибирская тайга, не тундра. Как тут можно умереть от переохлаждения? Это зимой было?
    — 26 апреля.
    — Погодите, погодите... А год какой?
    — Тот самый.
    — А Виктор?
    — Виктор говорит, что ничего не помнит. И чья кровь на его одежде, тоже не знает. Он просто приехал на эвакуационном автобусе в Киев и бродил по улицам. Его долго под следствием держали, допрашивали, на следственные эксперименты на место гибели группы возили. Но потом отпустили. До суда дело не дошло. Из школы, конечно, сразу попёрли.

    — Погодите, Анна, почему он за ними сразу не вернулся? Почему не привел помощь?
    — Он так и не смог ответить на этот вопрос. Ни мне, ни следователям, ни родителям моих одноклассников. Ни самому себе. И он, похоже, и вправду не знает, что там случилось. Они лежали на поляне по кругу ногами к центру, все 16 человек. В строгом порядке - мальчик, девочка, мальчик, девочка... В мокрой одежде. Лицом вверх лежали. Они не были связаны или ранены. Никаких повреждений, кроме действий насекомых и личинок мух, обнаружено не было. Но насекомые - это уже посмертные повреждения. Понимаете, они просто лежали, взявшись за руки. Как будто какой-то ритуал был. Не знаю... Я спрашивала его много раз, много тысяч раз, он не знает.
    — Вы верите, что он не знает? – спросил Профессор тихо.
    — Теперь верю. Насмотрелась тут всякого. Это Зона, тут и не такое бывает.
    — Но почему... — начал Ухан и закашлялся, — почему, Анна, вы не погибли со всеми?
    — Зона спасла, —  ответила девушка. В этих словах была просто констатация факта.
    — Виктор говорил, что знает случай, когда человека от смерти спасла сама Зона, но я не думал, что он говорит о вас. Думал, он о себе. Как это было?
    — Болтун – находка для шпиона, — резко сказала девушка. — Всё, тема закрыта.

    Они помолчали. Виктор не выдержал:
    — Извините, если я...
    — Всё нормально. Проехали.
    — Хотите, дам артефакт подержать, пока Виктор не видит?
    Зима от удивления повернулась к Профессору всем телом:
    — Вы же умрёте, если отдадите бутылку! Нет, нет, нет.
    — Вы же можете подержать её в моих руках. Да? Это же разрешается?
     
    Зима протянула руку к артефакту. Помедлила. Глубоко вдохнула. Затем прикоснулась кончиками пальцев к голубому пламени за морозным стеклом.
     
    Такого с ней еще никогда не было. Она вдруг словно попала в другой мир. Бетонные стены подвала исчезли. Синее пламя окутало всё вокруг. Миллионы запахов разом обрушились на девушку: резких, сладких, металлических, ласковых, опасных, тревожных, огромных, как дома, крошечных, как пылинки, грубых, как булыжник, тонких и сложных, как часовые механизмы. Воздух сделался твердым, в нем объявились грани, поверхности, углы, словно пространство заполнилось огромными шершавыми шарами, скользкими пирамидами, гигантскими колючими кристаллами, и через все это приходилось протискиваться, как во сне через темную кладовку, забитую старинной уродливой мебелью... Это длилось какой-то миг. Она выдохнула, и все пропало. Это был не другой мир, это прежний знакомый мир повернулся к ней другой, неизвестной стороной, сторона эта открылась Зиме лишь на мгновение и снова закрылась наглухо, прежде чем она успела разобраться...
     
    — Ни хрена себе! — выдохнула девушка, отдергивая руку от артефакта.
    — Что? — встревожился Профессор, но тут вернулся Виктор и разговор с Зимой прервался.
    — Не пройти, — зло прошипел Виктор, — жаба впереди. Прям поперёк коридора. Дрянь какая-то, я таких не видел еще. Все болты раскидал, нет даже щелочки, чтоб проползти. Ася, есть другой путь?
     
    — 21 —
    Технические и служебные коридоры шли по кругу вокруг шахты реактора, дублировались многократно, через каждые 100-200 метров были технические лестницы, по которым можно было опуститься или подняться с одного подвального этажа на другой. Часть коридоров были непроходимы, но оставшихся вполне хватило, чтобы трое вольных сталкеров продвинулись к своей цели. Они спустились еще на 2 этажа вниз и попали в самое пекло. Бетонные стены светились слабым малиновым светом, настолько тут было горячо. К счастью, защитные скафандры пока держали натиск жара и радиации, а воздух внутри шлемов был прохладен, чист и свеж.

    Ухана обвязали парашютной стропой и просто волокли за собой как детские санки. По очереди. То Виктор, то Зима. Передвигались они по большей части ползком. Профессор уже не шутил, похоже, время от времени он терял сознание. Светящаяся бутылка была надежна закреплена в специальном зажиме на поясе его скафандра, иначе бы он ее просто выронил в момент отключки. Это Виктор объяснил про контейнеры для артефактов и научил ими пользоваться. Ничего сложного.

    — Всё, Ася, дальше мы вдвоем, — просипел Виктор, перехватывая постромки.
    — С чего вдруг? – тоже хрипло ответила девушка. Воздух в скафандрах, конечно, был чистый и прохладный, но при этом очень сушил горло.
    — За вторым поворотом – кориум. Там хуже, чем в эпицентре ядерного взрыва. А тебе еще рожать.
    — Ты мне что, отец родной? Сама решу, что мне делать.
    — Решишь, конечно решишь. В другой раз. А сейчас решил я. Не обсуждается.
    Девушка молчала. Затем тихо спросила:
    — Я могу быть уверена, Витя?
    — Да, можешь. Спалим мы эту бутылку. Прощайтесь, я отползу.
    Один сталкер продвинулся чуть дальше по коридору, давая двум другим минутку, чтоб проститься.

    — Страшно? – спросила Зима Профессора.
    — Конечно страшно, — честно ответил Ухан. — Я точно так хочу жить, как и все живые существа. Инстинкт самосохранения и всё такое. Иногда мне кажется, что это – плохой сон. Что нужно просто проснуться. Пробую, пробую проснуться – не получается.
    — Почему ты не сбежал с артом?
    — Честно? Я хотел. Планы в голове строил. Но Зона всё решила за меня. Ты же не думаешь, что это была случайность, что именно подо мной лист крыши саркофага проломился? Думаю, тут всё решает Зона, а мы – лишь пешки на этой шахматной доске.
    — Ты... ты извини меня, что я в тебя стреляла.
    — Дело житейское, с кем не бывает. Тем более, я и вправду хотел сбежать с этим артефактом, горы золотые до небес себе воображал.  Думал, куплю небольшой бизнес – маленький заводик по утилизации промышленных отходов, хе-хе. Уже простил, Анна Николаевна. И ты меня прости за всё зло, что я тебе причинил или мог бы причинить.
     
    Девушка всхлипнула.
    — Ну-ну, Зима! Держи хвост пистолетом! — Ухан похлопал Зиму по запястью.

    Аварийная система оповещения в их скафандрах ожила второй раз за эти сутки. Сквозь помехи далёкий голос неразборчиво проверещал:
    — Ești înconjurat. Aruncați armele! Ieșiți cu mâinile în aer!

    Виктор подполз ближе и встревоженно уставился на Зиму.
    — А так всё хорошо начиналось, — пробормотала барышня. — Давай, Витя, в темпе!
     
    Новые голоса наперебой заговорили, заорали, перекрикивая друг друга в динамиках шлемов:
    — Surrender and your lives will be spared! Come out with your hands up! Unarmed!
    — Etrafınız sarıldı. Silahlarınızı bırakın! Elleriniz havada dışarı çıkın!
    — Brava team on the first floor, Charlie team in the basement. Let's go! Don't shoot!
    — Kau sudah terkepung. Jatuhkan senjata kalian! Keluarlah dengan tangan di udara!
     
    Виктор накинул на плечи стропу:
    — Это суахили, что ли?
    — Бегом! — торопила его Зима.

    А затем, перекрывая все другие голоса, громкий, властный бас прорычал на знакомом языке:
    — Сталкеры! С вами говорит полковник Тарасов. Вы окружены! Предлагаю сложить оружие и сдаться! Во избежание кровопролития и неоправданных жертв. В противном случае по вам будет нанесён бомбово-штурмовой удар! Повторяю. С вами говорит полковник Тарасов. Вы окружены. Предлагаю сложить оружие и сдаться. Гарантирую вам жизнь. Слово офицера. Иначе по вам будет нанесён штурмовой удар. Как поняли меня, прием?
    Виктор повозился с переключателями у ворота скафандра и прохрипел в эфир:
    — Полковник Тарасов, иди нахуй!
    Затем отключил аварийную частоту и пополз вперед.
    — Как выбираться будете? — тревожно спросил Ухан из-за спины.
    — Не ссы, братан, не впервой. Зима вообще не промахивается никогда. Ты — первый такой случай, надеюсь, что и последний. Кроме того, Зона вояк не любит, а нас, вольных сталкеров, наоборот. Прорвёмся!
    — У Ани шесть патронов всего, — продолжал тревожиться Профессор.
    — Да нам хватит, братуха, не переживай. Им арт нужен, мы с Нюшей им нафиг не сдались. Тем более, мы тут все ходы-выходы знаем. Э... э... Нюта знает. Так что мы – как ниндзя, проскочим в тенях, они тут еще месяц пустой саркофаг будут обыскивать, пока поймут, что нас уже нет.
    — Может быть, у Анны еще один артефакт телепортации есть?
    — Да, братан, вполне возможно. Она умеет удивлять, — Виктор болтал без умолку, волоча за собой Ухана по сужающемуся коридору. Поворот, длинный коридор. Стены уже не просто светились малиновым, они пылали подобно вольфрамовой нити накаливания в электролампе.
    Оставался последний поворот перед кориумом, перед активной зоной бывшего ядерного реактора.
    — Всё, брат. Дальше ты один.
    — Не знаю, что сказать, Виктор Натанович.
    — А ничего не говори. Сталкеров в рай без очереди пропускают, если люди не врут. Проверишь, заодно. 
    — Будет больно?
    — Не, братуха. Нервные пути и сам головной мозг сгорят быстрее, чем сигнал о боли дойдет к мозгу от болевых рецепторов. Как только выпустишь артефакт из рук – всё. Как будто телевизор выключили. Подползи поближе к ядру. Как сможешь. 
    — Понял. Удачи вам, Виктор Натанович.
    — Да, удача нам понадобится. Ну, твой ход, вождь Рваное Ухо!

    Виктор откатился в сторону, давая дорогу Ухану. Тот снял арт с пояса, зажал его в правой руке и пополз по коридору к кориуму.
    За поворотом он увидел пылающее ядро. Светилось, почему-то, фиолетовым. Ткань скафандра вспыхнула, не выдержала.  Горящие клочья защитного костюма тянулись за Профессором как огненный след. Полиметилметакрилат защитного бронированного стекла шлема просто стёк на бетон, как растаявший лёд, и тут же испарился, даже не успев загореться.
    Артефакт хранил тело сталкера. Обнаженный и обожженный, он полз прямо в активную зону кориума. Волосы на голове начали дымиться, затем осыпались пеплом.  Ухан не чувствовал ни жара, ни боли. Он уже не дышал, лёгкие, похоже, сгорели, но сталкер был еще жив. И полз. Полз.
     
    Он заметил, что ногти и костяшки пальцев начали обугливаться, и решил, что скоро, уже скоро.
    Сейчас!
    Он попытался разжать руку и отпустить бутылку. Тело сопротивлялось. Первый волевой импульс просто не дошел до мышц кисти. А интересное кино получается, подумал Профессор, а если я не смогу бросить арт? Мне тут вечно гореть? Может, не врали про вечные адские муки в пекле?

    Со второй попытки руку разжать удалось.
    Он еще успел увидеть, как бутылка начала испаряться.
    В следующее мгновение его тело обратилось в серый пепел.

    Тьма.

    Как будто телевизор выключили.
     
    Время и пространство исчезли.
     
    Абсолютное небытие.
     
    — 22 —
     
    Неожиданно он слышит далёкий знакомый голос, зовущий его:
    — Профессор! Профессор!
    Суки, даже помереть спокойно не дадут, думает Профессор. А вот интересно, чем я слышу? Ушей-то у меня нет. Как и тела. Всё сгорело. И чем я думаю? Мозг тоже обратился в пепел, думать просто нечем. И что вообще, черт возьми, происходит? Это что, я у райских врат, что ли? Так не видно ни черта.  Тьма вокруг. Или у меня просто глаза закрыты? Откуда у меня глаза? Да что за херня тут творится? И какой может быть рай, если я некрещеный. И вообще – я атеист. Чертовщина какая-то. Почему так темно?
    Профессор открывает глаза.
     
    ----------------------------------------------------------------
    //автор иллюстраций: нейросеть Kandinsky 2.1//
  2. 4udik
    ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
    — 1 —
    Болотистая равнина совершенно безжизненна, погруженная в зеленоватые сумерки. А над горизонтом, расплываясь в ясном небе, разгорается жуткое, спектрально чистое зеленое зарево — неземная, нечеловеческая заря Зоны. И вот уже тяжело вываливается из-за черной гряды холмов разорванное на несколько неровных кусков раздутое зеленое солнце.
    — Вот за этим я тоже сюда пришел… — сипло произносит Антон. Лицо его зеленоватое, как и у Профессора. Профессор молчит.
    — Не туда смотрите, — раздается голос Виктора. — Вы сюда смотрите.
    Антон и Профессор оборачиваются.
    Внизу, под заброшенной автозаправкой, вздыбилась земля.  Как будто взрыв поднял в воздух камни вперемешку с черноземом, да так и замер. Выглядит жутковато. Да еще и в самом центре этой чертовщины как будто дрожит раскаленный воздух, искажая всё вокруг. И еще что-то такое. Нет, этого просто не может быть. А если смотреть достаточно долго… Нет, лучше отвести глаза. Не нужно этого видеть, не нужно.
    Вероятно, это когда-то было человеком. Чёрт! Бедолагу вывернуло мехом наружу. И он тоже застыл в том мареве в полуметре над землёй.
    — Это что за хрень? – одними губами шепчет Профессор и снимает очки, чтобы протереть их. Очки запотели то ли от утреннего тумана, то ли от выступивших на глазах Профессора слёз.
    — Это? Аномалия. «Коготь» называется, — Виктор смотрит на парящие в воздухе останки человека безразлично, повидал и не такого. И добавляет зачем-то: — Опасная.
    — Аномалия? Хм… Я их не так себе представлял. Вернее, вообще никак не представлял, — встревает в разговор Антон. – А правда, что они живые?
    — Кто?
    — Ну аномалии эти.
    — А хрен их знает. Может, и живые. Научники своими приборами в них тыкают уже много лет, а нихрена понять не могут. Я вам так скажу, это совершенно без разницы, живые или неживые. Наше дело – держаться от них подальше. Они разные бывают, это еще не самый плохой вариант – ее хотя бы видно, жабу эту. А бывают невидимые. Вот эти – самые опасные.
    — И как узнать? Если невидимая? – Профессор, нацепив очки, говорит уже своим обычным голосом, в котором даже проскакивают железные нотки привыкшего командовать человека.
    — А болты на что? Берешь болт, бросаешь перед собой. Если всё норм – делаешь шаг. Бросаешь следующий болт. И так далее. Я же объяснял.
    — Ага, теперь понимаю. Я-то поначалу подумал, что это метафора такая. Ну, когда ты сказал, что мы своими болтами будем прощупывать дорогу, я подумал... А, неважно.
     
    Солнце поднимается выше и становится обычного цвета, восстановив свою сферическую форму. Трое идут по Зоне, время от времени бросая перед собой ржавые болты. Антон складывает в голове буквы в слова – начало нового романа: «Однажды я просто куда-то поперся…»
     
    — 2 —
     
    Профессор, дойдя до бочки, наполовину вросшей в землю, оглядывается по сторонам, бросает по болту вперед и вправо. Оборачивается. Прикрыв глаза от солнца, глядит на двоих позади себя.

    — Можно, я закурю? А то ухи уже пухнут, – просит Антон.  
    — Покуришь на «Скадовске», терпи.
    — «Скадовск»? Это вот тот корабль?
    — Крыса ты сухопутная, — беззлобно усмехается Виктор. – Кораблем можно назвать только военное судно, а «Скадовск» — сухогруз. Чувствуешь разницу?
    — Что пеньком об сову, что совой об пенёк.
    — Так, хорош базарить. Пошел!

    Ссутулившись и втянув голову в плечи Антон бредёт к Профессору, загребая ногами высокую сухую траву. Видно, что ему страшно до судорог в животе. Ничего, поначалу все боятся. Это даже хорошо, что боятся. А вот потом наступает второй этап у каждого, кто пришел в Зону – этап, когда новичок начинает верить, что он особенный, и Зона его не тронет. Вроде как и все пули мимо, и аномалии не больно кусают и мутанты стороной обходят. Самый опасный момент, в это время большинство и погибает. Нет ничего хуже, чем поверить в то, что Зона к тебе добра. Это злобная сука, злобная и кровожадная.  Виктор не верил ни в бога, ни в черта, ни в судьбу, ни в удачу. А особенно он не верил в доброту Зоны. Может, потому и жив до сих пор?

    Антон и Профессор стоят рядом, повернувшись к Виктору. Антон поднимает руку и машет призывно, дескать, путь свободен. Туристы, млять. Надо цену удвоить за свои услуги, думает Виктор, всматриваясь вперед, туда, где заслонила половину неба мёртвая железная туша болотного ледокола, как часто в шутку называли «Скадовск» другие сталкеры. Слишком тихо, нехороший знак.  Не, нельзя прямо идти, не пройдем мы прямо. И возвращаться нельзя, в Зоне никто не возвращается, не любит такого Зона. Вот ты только что прошел, всё чисто, вроде, а повернул назад, пару шагов сделал – и каюк. Насмотрелись, знаем.
     
    Значит, идем вправо, через портовые краны.  Стоят, шеи свои жирафьи задрали в небо, огромные, неподвижные. Там в прошлый раз нормально пройти можно было, только Жгучего Пуха было много, откуда только эта дрянь берется.
    Да, решено, идем через краны. И тут справа что-то блеснуло. Как будто солнечный зайчик. Мгновенье — и ничего. Виктор даже не успевает понять, откуда точно была вспышка.
    — За ногу тебя шлёп! – с досадой бормочет Виктор себе под нос.
     
    — 3 —
     
    Сбросив свой рюкзак к ногам провожатых, Виктор вынимает из кармана штормовки пачку «Примы», спички и закуривает. Профессор смотрит выжидательно, а вот Антон сразу наливаться злостью — ощеривается в злобной ухмылке, спрашивает ядовито:
    — Ты ж говорил, покурим на «Скадовске». Не?
    — А всё, мужики, можно курить прямо здесь. Приехали. Конечная, — Виктор усаживается на землю.
    — В смысле «приехали»? В каком смысле? — Профессор удивлён.
    — В коромысле! Приехали — это значит, приехали. Сушите вёсла.
    — Погоди, а как же «Скадовск»? Вот же он — рукой подать. Мы же туда шли.
    — Не тупи, Антон, не тупи, брат. Это Зона. Тут прямых дорог нету, я же объяснял. Есть тропы, зачастую кривые и извилистые, но и они меняются постоянно. Где сегодня прошел, там завтра уже смерть ждет. И наоборот. А мы сейчас сядем на жопу ровно и будем ждать.

    — Чего ждать? — оба провожатых хором.
    — У моря погоды. Ждать будем, пока Зона знак подаст, укажет путь. Дискуссия окончена, садитесь, мужики, закуривайте.

    А солнце уже почти в зените, ни облачка. И жарит так, как будто не октябрь, а середина лета. Тишина абсолютная, лишь слышно, как Антон копается в своем рюкзаке, чем-то позвякивая. Наконец он извлекает небольшой металлический термос, нестерпимо блестящий на солнце своими полированными боками. Открутив крышку и принюхавшись к содержимому, Антон говорит:
    — Кофе робуста средней обжарки. С коньяком. Угощаю!
    — С чем-чем? — поперхивается сигаретой Виктор.
    — С коньяком. Армянский, 5 звезд, настоящий.
    — Дай сюда!

    Виктор выливает содержимое термоса в траву.

    — Ты! Ты что творишь, гад?! — Антон взвивается с места с грацией кошки, но уже поздно. Кофе и коньяк впитала в себя сухая земля.
    — Как в сухую землю, — задумчиво и тихо говорит Профессор.
    — Антон, ты или тупой , или глухой, — Виктор совершенно спокойно протягивает обратно пустой термос. — Я же несколько раз сказал — никакого алкоголя. Говорил?
    — Ну.
    — Какие вопросы тогда? Профессор, я надеюсь, ты спиртного с собой не несешь?

    Профессор молча лезет в свой рюкзачище, достал фигурную бутылку темного стекла, сковыривает жестяную пробку и выливает содержимое себе под ноги. Антон, глядя на это, тяжело вздыхает. В воздухе отчетливо пахнет спиртом.

    — Олигофрены, млять! — обращаясь к небу, говорит Виктор.
     
    — 4 —
     
    Солнце превращается в бледно-малиновый шар, уже не обжигает и по всем признакам готовится упасть за край плоской Земли на западе. Три тела в высокой сухой траве раскинулись причудливым цветком. Профессор дремлет, положив голову на свой циклопический рюкзак, Антон пытается прикурить очередную сигарету, но зажигалка его лишь бессильно высекает слабые искры, не давая огня. Виктор ковыряет землю ножом, сосредоточенно и напряженно. Думает. Да так, что скрип его мозгов заглушает звуки чиркающей зажигалки.
     
    Тут-то всё и происходит.
    От сгоревшего хутора, что чернеет на соседнем холме, приходит это. Просто как легкое касание майского ветра, наполненного запахом грозы и цветущей сливы. Как тихая мелодия старинной песни, которую ты слышал сотни раз, но не можешь вспомнить слов, хоть музыка родная до боли. Как воспоминание о детстве. Нет, любое сравнение не годится, чтобы описать это.
     
    — Зеньки вниз! Мордой в пол! – орёт Виктор и пинает спящего Профессора в бок.
    Но поздно. Антон смотрит во все глаза на то, что приближается к ним. Лицо его озаряется счастливой улыбкой, как будто он видит свою возлюбленную или своё любимое дитя.
    — Не шевелись! Не смотри! Мордой в пол! Мордой в пол! – орёт сталкер, лежа лицом вниз и прижимая рукой к земле голову Профессора, который спросонок ни черта не понимает и всё норовит встать.
    Антон поднимается, выпустив из рук ненужную ему уже зажигалку, и делает шаг вперёд.
    — Назад, дебил! Мордой в пол! – рычит Виктор снизу, но Антон его уже не слышит.
     
    Со стороны это выглядит, наверное, даже забавно, когда один из троицы вдруг галопом рванулся вперёд, зацепился за камень, упал, поднялся и продолжил свой бег к одному ему видимой цели. Да только нет никого, кто смотрит на это со стороны.
    Антон, всё ускоряясь, бежит, раскинув руки навстречу…  Навстречу чему? Об этом он уже не расскажет, не объяснит, что или кого увидал там, вдалеке.
    Звук был такой, как будто гигантский строительный степлер делает своё «Хрусть!»
    На месте бегущего человека остается безобразная черная маслянистая клякса, которая еще некоторое время двигается, прежде чем упасть в траву.
     
    Тишина нескончаема.
    Виктор перекатывается на спину и бессмысленно смотрит в пустое небо.
    — Что это было? – хриплым шепотом спрашивает Профессор, не осмеливаясь поднять голову и продолжая смотреть в сплетение травяных корневищ.  
    — Зона это была. Зона, понимаешь? Сука! Ненавижу! Тварь! Жаба ненасытная! – выдыхает сталкер с надрывом. Бьет ладонями по земле, еще и еще.
    — Вы нам о таком не рассказывали, — внезапно переходя на «вы», бурчит Профессор.
    — Если всё рассказывать, чего тут случается, человеческой жизни не хватит, чтоб дослушать до конца. Я вам главное сказал – слушаться меня беспрекословно. Говорю «стой», вы стоите, говорю «ложись», вы падаете там, где стояли. Хоть в лужу, хоть в дерьмо свинячье. Да что толку теперь? Был человек – и нет человека. Сука! А так всё хорошо начиналось.
    — Что теперь?
    — Теперь идем на «Скадовск», путь свободен. Открыла нам Зона калиточку, пропускает, курва. Играет она нами, игрушки мы для неё. Забавляется как кошка с мышкой.
    — Теперь безопасно? – не может поверить Профессор, продолжаясь прижиматься лицом к земле.
    — Да, безопасно.
     
    — 5 —
     
    Виктор широко шагает, глядя прямо перед собой. За ним семенит Профессор, поминутно озираясь и бросая болты то в стороны, то вперед.
    Солнце стремительно падает к горизонту – неуловимой границе, где твердь небесная соприкасается с твердью земной.

    — Ходу, Профессор, ходу! Ночью тут чёрт-те что творится, надо успеть засветло.

    Огромная ржавая корма сухогруза уже закрывает всё небо над их головами, циклопический гребной винт торчит из земли наполовину. С кормы свисает ржавое мочало, которое как бы колышется на ветру, да вот только никакого ветра нет.
     
    Двое мужчин сворачивают левее и идут вдоль левого борта, в котором зияют огромные дыры. Часть обшивки содрана, оголённые железные ребра делают «Скадовск» похожим на сказочную рыбу-кит. Отовсюду свисает мерзкое оранжевое мочало, его всё больше.

    — Вот же пакость, — ворчит Виктор. – Осторожно, Профессор, это дрянь обжигает. Может и одежду, и обувь насквозь прожечь, а уж тело человека – с лёгкостью. Не знаю, как по-научному это растение называется, мы это зовём Жгучим Пухом.
    — Уснея лонгиссима.
    — Чего? – обернулся Виктор.
    — Я говорю, по-научному это называется «уснея лонгиссима». Только это не растение, это лишайник.
    — О как!
    — Я могу объяснить, в чем отличие лишайников от растений.
    — Нафиг надо. Мне эта вся ботаника до звезды. Главное – знать, что опасно, а что безопасно. Всё остальное несущественно.
    — Понимаю. Многие знания – многие печали.
    — Ась?
    — Ничего, это я так.
    — Под ноги смотри, Профессор, и наверх. Чтоб не вляпаться.  Тут аккуратнее надо. Наросло дряни, не было такого раньше.
     
    «Скадовск» встречает их молчанием. Когда Виктор открывает огромную гермодверь и засовывает голову внутрь, оглядывая помещение, он видит полное запустение. Сухогруз необитаем, брошен, забыт. На пустых грубо сколоченных столах лежит пыли на два пальца. Углы импровизированного сталкерского бара заросли как паутиной этой самой уснеей, прости госспади, лонгиссимой.
    — Эй! – безо всякой надежды кричит Виктор. – Есть кто живой?
     
    Снаружи сухогруза падает ночь, в этих местах она сменяет день мгновенно, не бывает ни вечера, ни сумерек, ничего. Сразу тьма, звезды с кулак размером, и луна цвета швейцарского сыра в полнеба.

    Два странника пытаются пристроиться на ночлег в чреве железной рыбины, выброшенной из привычной водной среды на берег. Гулкое эхо от их шагов гуляет по «Скадовску» сверху донизу, свет фонариков лишь выхватывает из тьмы небольшие фрагменты внутреннего устройства сухогруза. Найдя что-то вроде каюты для экипажа, они растягиваются прямо в одежде на панцирных сетках двухъярусных коек, сбросив рюкзаки.

    — Ты говорил, тут сталкерский лагерь. А тут нет никого. И, похоже, давно нет, — недоумевает Профессор.
    — Сам в непонятках. Месяц назад я тут был, всё было ровно. Борода баром заведовал, народу было море. Считай, это почти центр Зоны, последнее безопасное место, где можно спокойно отоспаться и поторговать. Дальше на север если – туши свет. Там уже не забалуешься. А глубоко в Зоне вообще спать нельзя — можно и не проснуться.
    — И куда все могли уйти?
    — Не знаю, говорю же. Главное, зачем? Зачем уходить? Единственное безопасное место в округе.
    — Может быть... Я не знаю точно, но, может быть, оно перестало быть безопасным? А, Виктор?
    — Профессор, я ж говорю, не знаю. Значит, я не знаю. Толку гадать? Надо поспать, пока есть такая возможность. Утро вечера мудренее, утром будем думать, куда дальше.
    — По очереди будем спать? Один спит, а второй охрану несет, да?
    — Нахрена такие сложности, Профессор?
    — Ну, мало ли...
    — Я тебе русским по белому говорю, что место безопасное. Понимаешь? Сам сухогруз как бы противостоит Зоне, защищает тех, кто внутри. Зона его пытается обглодать снаружи, но нихрена у нее не выходит. А уж внутрь проникнуть она не может от слова «совсем».
    — А Жгучий пух как же? Я видел, внизу он растет. Там, где комната с баром.
    — Уснея твоя? Так это ж трава, просто трава. Только жгучая. Вроде крапивы. Это не Зона, не ссы.
    — А если...
    — Профессор, ты реально заколебал уже. Не можешь спать, тогда просто лежи молча. А я спать буду. Когда еще такой случай подвернётся.
     
    Вскоре металл бортов сухогруза начинает дрожать от молодецкого храпа Виктора. Через время засыпает и Профессор. Создание рук человеческих – сухогруз «Скадовск» — хранит своих постояльцев от бед, скрывает от всевидящего ока Зоны. Если у нее, конечно, есть такое око.
     
    — 6 —
     
    Профессор разлепил глаза, перед ним стояла барышня в странном комбинезоне и с оружием. Кажется, это был американский штурмовой карабин M4. Направлено оружие было прямо в лоб Профессору.
    Профессор закрыл глаза, досчитал до десяти, открыл. Барышня не исчезла. Ствол тоже.
    — Виктор… — просипел Профессор и скосил глаза влево. Койка была пуста.
    — Ну что, завалил службу, зёма? – обернулась барышня к обрезу двери, в котором появился голый по пояс Виктор. Вероятно, он вышел по зову природы. Отлить, то есть. Ну и умылся заодно. Волосы его были мокры, капли блестели на лице и на груди.
    — Какие люди! Зима, ты?
    — Конечно я. А ты кого тут ожидал увидеть? Индиру Ганди?
     
    Профессор попытался аккуратно отодвинуть дуло винтовки от своей головы.
    — Кх-м.м. э… уважаемая, можно в меня стволом не тыкать?
    — Ты кто такой, дядя? – спросила барышня грозно, продолжая держать оружие у головы Профессора.
    — Это со мной! – быстро сказал Виктор и встал между ними. – Спокойно, Зима, спокойно. Тут все свои, все друзья и товарищи.
    — Тамбовский волк тебе товарищ, Витя. Ты чего тут забыл?
    — Дык. Вот. Веду человека. Ты ж знаешь, чем я на жизнь зарабатываю. Людей вожу в Зону.
    — С тобой всё ясно, Витя. А это что за крендель?
    — Позвольте представиться, — Профессор сел на койке, стараясь не обращать внимание на оружие, до сих пор направленное ему между глаз, — Меня зовут Инно…
    — Профессор. Его зовут Профессор, — быстро перебил Виктор. – Познакомьтесь. Зима, это Профессор. Профессор, это Зима. Мир!
    — Профессор, значит… — протянула девушка. – Не похож ты на профессора. Что я, профессоров не видала, что ли? На кого работаешь, дядя? СВР, ФСБ, ЦРУ, МИ6, СБУ?
    — Спокойно, Зима, спокойно. Мы тут просто отдохнули и сейчас уйдём. Он тебя не видел, ты – его. Нормально так будет?
    — Он тебе кто, Витя? Родственник? Чё ты за него вписался? Продаст он тебя, Витя, при первой возможности продаст. Ты, может, и хороший проводник по Зоне, а вот в людях ты ни черта не разбираешься.
    — Зима-зимушка, отпусти ты его, Христа ради. Разойдемся, как в море корабли. Бортами.
     
    Девушка опустила оружие. Виктор облегченно выдохнул. Профессор не мог поверить, что всё это всерьез:
    — Если вы мне не верите, я могу показать документы.
    — Документы? Хех! – хмыкнула девушка и потрясла головой. – Дядя, ты вокруг посмотри. Это Зона, дядя, какие, к чёрту, документы. Я тебя насквозь вижу и еще на два метра вглубь земли под тобой. Нафиг мне не упёрлись твои документы. Если бы не Витя, шлёпнула бы тебя не задумываясь.
    — Вы… — голос Профессора дрогнул. – Вы это серьезно?
    — Так, брейк! Стоп! — вмешался Виктор. – Хватит, Зима, его пугать. Скажи лучше, куда все подевались со «Скадовска». Где Борода? Где все?
    — Ты не знаешь?
    — Не знаю. Стал бы я спрашивать, если б знал.
    — Гон был.
    — Я не расслышал, — встрял Профессор. – Вы сказали «гон» или «гонг»?
    — Гон мутантов, дядя. Слыхал про такое? Нет? Верно, откуда бы тебе… А ты, Витя, должен был слышать. Или как?
    — Откуда, Зима? Я всего сутки в Зоне, а на Большую землю, сама знаешь, про Зону ничего не просачивается. Как будто и нет ее. Это когда она только возникла, во всех газетах и по телевизору с утра до вечера: Зона, Зона, Зона то, Зона сё. А сейчас – молчат как рыба об лёд.
    — Ну я не знаю, может, встретил кого из наших.
    — Веришь, мать, ты - первая, кого я из вольных сталкеров вижу.
    — Я тебе не мать. И не сестра. И ты мне никто, и звать тебя никак. Я понятно объясняю, Витя?
    — Понятнее некуда. Так мы пойдём?
    — Куда?
    — По делам своим, Зимушка.
    — Никто никуда не идёт. Вы двое мне поможете кое в чем. А уж после – скатертью по жопе на все четыре стороны. Вопросы?
    — А мы можем отказаться? – подал голос Профессор. Немедленно ствол штурмовой винтовки оказался у его лица. Был слышен щелчок предохранителя.
    — Вопросов больше не имею, — пискнул Профессор совсем уже жалобно.
     
    — 7 —
     
    Чуть позже они уже втроем сидели внизу, в баре за одним столом. Нехитрая снедь украшала их скромный завтрак. На двух кирпичах стоял в углу закопченный чайник, под ним горело несколько таблеток сухого топлива. Чайник булькал.
    — Железный Лес, — рассказывала Зима. – Там нашла.
    — Быть того не может, — Виктор рубанул по столу ребром ладони. – Там всё сквозь мелкое сито просеяно сотни раз. Я сам лично там искал, до того, как… Нет там ничего, давно нет.
    — А ты поверь, Витюня. Вот как тебя сейчас, своими собственными глазами.
    — Как, вы сказали, это называется? – встрял в разговор Профессор.
    — Кто первый находит новый арт, тот и имя даёт. Я назвала эту штуку «Железный Блеск».
    — Охренеть, до чего оригинальное название! Железный Блеск из Железного Леса, — ехидно подначил Виктор.
    — Кто бы говорил, Витя, кто бы говорил, — Зима на укол не отреагировала. – Сам-то, а? Кто назвал «Батарейку» батарейкой? Вот уж где фонтан фантазии, да, Витёк?
    — Вы про «этак»? – опять встрял Профессор.
    — Про этак, про этак.
    — Так это Виктор первый «этак» нашел? – совершенно неподдельно изумился Профессор.
    — А что, на родине героя не воздвигли бюст из чистого золота по этому случаю? – Зима была сама язвительность. Виктор просто отмахнулся:
    — Короче, Зима. Мы тебе поможем. Только у нас ни оружия, ни брони.
    — На кой тебе оружие, Витя? В кого ты там стрелять собрался? В электры? А вот с броней я подсоблю. В цехах подстанции, ты же знаешь, где это? Я так и думала. Там наймы заныкали ящик с нормальными комбезами. Когда бежали от гона, то всё там бросили. А я нашла. Так что за броню не переживай.
    — Ну хорошо. А детектор?
    — Детектор есть. «Сварог». Не хухры-мухры. А то как бы я тот арт нашла?
    — Тоже верно. Никак.
    — Вы меня извините, конечно, но я не могу понять, зачем мы с Виктором вам нужны? У вас есть детектор артефактов, есть специальный защитный комбинезон, необходимые навыки и вы точно знаете место. Мы-то вам зачем? Пришли бы и забрали артефакт сами, без нас.
    — Он у нас такой дурак по субботам или как? – спросила Зима, глядя на Профессора с недоброй усмешкой. Ее глаза стремительно меняли цвет с карих на серые. Виктор знал, что это дурной знак, и поспешил погасить конфликт:
    — Он первый раз в Зоне, Зима. Ничего не знает. Ты себя вспомни, какой ты была в самом начале. Тебя везде за ручку водили. Вот и он точно такой. Новичок зелёный.
     
    Винтовка девушки стояла у стола, не M4, как оказалось, а M16A4. Зима была выше своего оружия раза в полтора. То есть, если винтовка была длиной в метр, то в грозной барышне было метр шестьдесят или около того. Рядом с двухметровым Виктором она выглядела хрупкой, но это было очень обманчивое впечатление. Профессор сразу смекнул, что характер девушки тверже инструментальной стали, а убить человека ей всё равно, что высморкаться. Так что ее внешняя хрупкость была ее секретным оружием и маскировкой. И, вероятно, это стоило жизни не одному бандиту или мародёру. В свете двух фонариков и одного самодельного светильника нельзя было понять, какого цвета глаза Зимы. То карие, то серые, то что-то между. Причем, цвет зависел от того, злится девушка или нет.
     
    — Значит, повторим, — уже спокойно сказала Зима. – Сейчас вы дуете на цеха подстанции и забираете комбезы. Ящик внутри маленькой пристройки, там заблудиться негде. Встречаемся в Железном Лесу.
    — Ты, разве, не с нами? – спросил Виктор огорченно.
    — Надо еще кое-куда заскочить. А ты что, дорогу сам не найдёшь?
    — Извините, а вы не боитесь, что мы просто сбежим? – опять встрял Профессор.
    — Ой, зря я его сразу не грохнула. Вдвоем бы управились. А ведь не поздно прямо сейчас его пристрелить, да, Витя?
    — Спокойно, Зима, спокойно. Никто ни в кого не стреляет. Наш дорогой Профессор пока еще не знает, что сбежать в Зоне — это как с подводной лодки. Постепенно он все премудрости освоит. Не дави на него, Зимушка.
    — Лады, Витя. Чайник уже час кипит, разливай давай. Да и приступим, чего титьки мять.
     
    — 8 —
     
    Небо затянуто тучами, моросит не то что мелкий дождь, скорее, какая-то мокрая пелена просто висит в воздухе. Видно метров на 20, не больше. Три фигуры в защитных научных скафандрах стоят между часто натыканных высоковольтных столбов – это и есть тот самый Железный Лес. Электроподстанция. Куча трансформаторов и прочего электрооборудования. И «электры». Электрические аномалии. Они повсюду – искрятся на земле и в воздухе, на столбах, на проводах, а одна даже забралась вовнутрь трансформатора. В воздухе ощутимо пахнет озоном. Каждая капля дождя рождает маленькую молнию, столкнувшись с электрой.
     
    Посреди этого аномального поля в плотном кольце из электр лежит артефакт. Размером с бутылку водки. И формой напоминает поллитровку. И внутри у него как будто что-то жидкое. Артефакт полупрозрачен и переливается голубоватым электрическим светом. И не понятно, сам ли он светится, или это окружающие электры отбрасывают на него свое сияние. Одна из фигур в комбезах держит в руке хитрый прибор – детектор артефактов, а затем прибор выключает и возвращает к себе на пояс. В то же мгновение арт исчезает, как будто его и не было.
     
    Шлемы глушат голоса.
    — Ну? Веришь теперь, Витя?
    — Никогда бы не поверил, если б не своими глазами.
    — Это он! – говорит Профессор. – Это точно он, Виктор! Я вам говорил, что он так должен выглядеть, именно так. Невероятно, насколько мы точно угадали.
    — Витя, он про чего?
    — Зима, понимаешь, он за этим артом и пришел в Зону. Только не знал, где его искать. Хотел поиски начать с центра Зоны, от Генераторов, примерно. А этот арт тут, на Затоне. Кто бы мог подумать! Вот свезло, так свезло.
    — Арт мой. Точка, — голос Зимы стал стальным.
    — Я готов купить его у вас, — Профессор аж подпрыгивает от нетерпения. – За любые деньги. Любая сумма, которую вы сможете вообразить. Наличными. В любой валюте.
    — Не продаётся, — жестко отрезает девушка.
    — Разве сталкеры ищут артефакты не для продажи? – Профессор явно обескуражен.
    — Для продажи, конечно, — вступает Виктор. – Зима, ты чего? Продай.
    — Витя, а ты ведь не знаешь, что это такое, да?
    — Арт.
    — Свойства его какие? Этого ты не знаешь.
    — Не знаю.
    — А твой дружок знает — вот этот «Прохфессор кислых щей». Ты спроси его, спроси.
    — Профессор?
    — Я точно не уверен, — начинает мямлить Профессор, — Мы вычислили методом квадратичных приближений и экстраполяцией альфа-функции на массив данных, доступный нам. Это всё очень приблизительно…
    — Короче, Склифосовский!
    — Артефакт дарует бессмертие. Физическое бессмертие, понимаете?
    — Чего-о-о? – Виктор поворачивается к Зиме. – Это правда?
    — Ага! – весело и звонко отвечает девушка.
    — Ты сама-то откуда знаешь, мать? — не верит Виктор.
    — От верблюда, естественно. Сахаров рассказал, кто ж еще. Ну и на Большую землю сразу стуканул он же, само собой. Только я ему место не сказала. Квадратичные приближения, как же. Держи карман шире. Сахаров работает, наверное, на все разведки мира одновременно. Не удивлюсь, если завтра тут начнут высаживаться военные десанты с вертолётов десятка стран. А может, и сотни.
    — Ну и кто это у нас решил стать бессмертным? Да еще и за любую сумму в любой валюте наличными? – Виктор оборачивается к Профессору.
    Вместо Профессора отвечает Зима:
    — А ты напряги свой мозжечок, Витюня. Хоть раз в жизни.
    — Да понял я уже, понял. Не дурак уже совсем. И что теперь, мать?
    — Не мать я тебе, Витя. Сколько можно повторять. Еще раз матерью назовешь, получишь по лбу. Не обижайся тогда.
    — Извини, привычка дурацкая. Не могу я тебя «Зимой» называть, прям язык к нёбу присыхает. Давай, буду звать тебя принцессой?
    — Это еще хуже.
    — Ну а как?
    — По имени.
    — Разрешаешь?
    — Выхода у меня нет, Витя.
    — Хорошо, Нюша.
    — Ты издеваешься? А в ухо?
    — Ладно, не кипятись, Ань.
    — Кому «Ань», а кому — Анна Николаевна.
    — С этим разобрались, Анна Николаевна. Что с артом делать?
    — Арт оставлять тут нельзя, найдут. Если я нашла, так и другие найдут. Детектор у меня от Сахарова, с новой прошивкой и какими-то наворотами. Сделал один, сделает и сотню таких, если понадобится. А он сделает, если нужные люди его попросят. А они попросят. Вежливо попросят, Витя.
    — Ты к чему ведешь, Ань?
    — Я его заберу. И никто его не найдет больше. Тебе не надо знать, как и что. А твоему дружку – тем более. Веришь мне, Витя?
    — Тебе – верю.
    — А я не верю, — подаёт голос Профессор.
    — Тебя никто не спрашивает, — жестко осаживает Зима. – Ты тут никто, и звать тебя никак. Отмычка ты обыкновенная. А теперь, Профессор, или как там тебя, полезай в аномалию. Сейчас твоя жизнь зависит от того, достанешь ты арт или нет.
    Девушка поднимает свою винтовку и прицеливается в голову Профессора:
    — Бегом!
     
    — 9 —
     
    Дождь усилился, всё вокруг заискрилось от маленьких молний. Некоторые из них свивались в жгуты, тянули свои хвосты к проводам, к большим лужам, к человеку в защитном скафандре, который стоял, подняв одну ногу, и выбирал место для следующего шага.

    Забрало его шлема запотело изнутри, вероятно, человек сильно нервничает и потеет от страха.

    — Стой!

    Человек так и замер на одной ноге, не решаясь пошевелиться.

    А чуть поодаль за его спиной спорят двое. Тоже в защитных скафандрах, только шлемы у этих двоих не надеты.
    — Ты – дура!
    — Я не дура!
    — Нет, ты – дура!
    — Сам дурак!
    — Обоснуй?
    — Сам обоснуй!
    — Он — сталкер!
    — Он не сталкер!
    — Он — сталкер, а ты – дура!

    Человек, стоящий на одной ноге, подал голос:
    — Можно, я ногу опущу?
    — Чего? – спросила одна фигура вдали.
    — Кого? – синхронно спросила другая.
    — Ногу. Нога у меня затекла, я так долго не простою. Можно?
    Одна из фигур махнула рукой, дескать, опускай ты свою ногу куда хочешь, не до тебя сейчас.

    — Он видит арт, так? – настаивал Виктор.
    — Не известно, что он видит. Мы не знаем, что он конкретно видит. С чего ты решил, что он — сталкер?
    — Что будет, Ань, когда он поднимет арт?
    — Ничего не будет. Поднимет и принесет сюда.
    — С мягким знаком! Принесёт аж два раза, ага. Он станет бессмертным. Об этом ты подумала? Нет, конечно, не подумала. Потому, что ты – дура. Бессмертным, понимаешь?
    — С какого перепугу?
    — Потому, что он – сталкер.
    — Да с чего ты взял?
    — Эй, Профессор! – Виктор махнул рукой призывно. – Возвращайся!

    — Алё, Витюня? Тут команды отдаю я, — Зима перенесла прицел с головы Профессора на голову Виктора.
    — Спокойно, без пены, Аня. Просто спросим, что он видит. Окей? Просто спросим.

    Профессор брёл к ним поникший, жалкий. Комбез блестел от дождевой воды, обзорное бронированное стекло шлема из полиметилметакрилата стало белесовато-непрозрачным.

    — Слышь, дядя, а расскажи нам, что ты видишь, когда я включаю детектор? – Зима снова направила ствол на голову Профессора.
    — Бутылку вижу. Бутылку водки. Без этикетки. Лежит на боку. Внутри что-то светящееся, голубое пламя, вроде как.
    — Ёперный театр! – выругалась Зима.
    — Я же говорил, ты – дура.
    — Не беси меня, Витя! Я ведь могу и прикладом по портрету. Не посмотрю на то, что ты мой бывший учитель.
    — Учитель? – снова изумился Профессор.
    — Проехали, — ответила девушка уже спокойно. – Ладно, это мы выяснили. Он сталкер. Что дальше, Вить?
    — Я пойду.
    — Никуда ты не пойдешь, Витя. Если ты станешь бессмертным, мне это тоже нифига не улыбается. Проще всего шлепнуть вас двоих прямо тут и прямо сейчас.
    — Я его выпинаю к твоим ногам, в руки брать не стану.
    — И я должна тебе поверить? Тебе?
    — А какие у тебя есть еще варианты, Зима?
    — Первый вариант – пристрелить вас обоих прямо сейчас.
    — Дерьмовый вариант. Пристрелишь нас, а дальше? Сама полезешь? А сможешь? Уверена, девочка?

    — Пф-ф-ф... Других отмычек поищу. Вас же нашла.

    — А вертолёты, Аня? Военные вертолёты с десантом. Они ведь уже летят. Ты это знаешь, летят. И скоро будут здесь. Странно, что их нет до сих пор, мы тут уже сутки, значит, знают об этом арте уже примерно все. Успеешь найти новых отмычек до высадки десанта? После гона, когда тут ни одной живой души не осталось. Успеешь?

    — Чёрт! Чёрт! Чёрт! — выругалась барышня.
     
    — 10 —
     
    Дождь закончился внезапно. Как будто в облаках просто закрыли вентиль на трубе, из которой лился дождевой поток. Тучи поменяли свой цвет с чёрно-синего на багровый. С неба спускалась тишина и давила, пригибала, придавливала к земле. Двое сидели на мокром асфальте, привалившись к опоре высоковольтного столба и сняв шлемы. Третий человек с оружием стоял чуть поодаль и держал этих двоих на прицеле.

    — Только сталкер может найти артефакт, увидеть его, взять и принести в мир людей, — объяснял Виктор.
    — В смысле, «только сталкер»? Чего там видеть? Включил сканер-детектор, подошел к точке, куда стрелка на экране указывает, артефакт сам к тебе в руки выпрыгнет. Не высшая математика. Темнишь, Виктор? — Профессор снял очки, протёр их и водрузил обратно на нос.

    — Вот тут — самая интересная часть Марлезонского балета. В первые годы после появления Зоны никаких детекторов и сканеров не было. Сталкеры просто видели артефакты, как валяющиеся там и сям предметы. Или парящие над землёй. Или прыгающие. Светящиеся. Теплые. И сталкеры их подбирали. Несли барыгам—перекупщикам, ученым, коллекционерам, шпионам разных государств, тем же военным. Много тут желающих, заполучить подарки Зоны. Когда сталкер уже подобрал артефакт, тот становится виден всем людям, понимаешь? Сталкеры – это как бы проводники, они проявляют артефакт в наш мир, как бы вытаскивают их из... не знаю, из чего. Из другого измерения, из другой Вселенной, из другого времени?
    И именно тот факт, что арт побывал в руках у сталкера, этот арт активирует, как бы пробуждает. Ученые много лет бьются, пытаясь понять это, ни хрена не поняли. Факт в том, что обычные люди артефактов не видят до тех пор, пока те не побывают в руках сталкеров. Хоть обвешайся сканерами и детекторами с ног до головы — не увидишь. А сталкер просто видит. Чувствует. И никто, кроме сталкеров, не видит, что артефакты светятся, не чувствует, что они тёплые. Не видит, какие они красивые. Для остальных людей это черные куски непонятно чего. То ли куски камня, то ли металла. Холодные. Я со многими беседовал обычными людьми, никто из них не видит сияния и красоты артефактов.
     
    — Большего бреда не слышал я в своей жизни, — Профессор даже повысил голос от возмущения: — Как сталкеры связаны с Зоной? Никак! Мухи – отдельно, котлеты – отдельно. Как сталкеры могут что-то «проявлять», а уж тем более – «вытаскивать из другой Вселенной»? Они же просто люди, потомки обезьян. Обезьяны, которые таскают каштаны из огня, не понимая ни сути огня, ни сути каштанов.
     
    — Зона, брат. Тут и не такие чудеса случаются. Короче, нет сталкеров — нет артефактов. Думаешь, почему бандюки или наемники, или вояки артефакты не собирают? Не видят они их. Не чувствуют. Да 99% людей в Зоне артефакты найти в принципе не способны. Такая вот арифметика. А может, и все 99.9%, я точных цифр не знаю. Сидорович, есть тут такой кровосос на Кордоне, каждому новичку даёт одно и то же первое задание — найти какой-нибудь артефакт. Это проверка. Проверяет Сидор, есть у новичка этот талант — быть сталкером, или тот просто погулять вышел. Большинство проверку не проходят. И заранее нельзя определить, кто станет сталкером, а кто — нет. Это что-то врожденное. Только в момент нахождения артефакта это и можно понять. Вояки и научники поначалу пытались роботов приспособить, чтоб артефакты добывать. Делали машинки такие небольшие, туда сканеров и детекторов напихивали разных целую кучу, манипулятор был для захвата объектов, контейнеры для хранения свинцовые, дистанционное управление, искусственный интеллект и все дела. Японские разработки. Запустили пять, кажется, таких роботов разом. И все пять гробанулись в аномалиях в течение первых суток, ни одного артефакта так и не найдя. А собрали они в свои свинцовые контейнеры всякий мусор — камни, железяки какие-то. Вот тебе и искусственный интеллект. На этом опыт с роботами и закончился. Денег на это потратили – караул просто! Мне Сахаров рассказал эту историю, он тогда научным руководителем был в этом проекте.
     
    — Да-да, — откликнулся Профессор. – Был такой проект. «Ящик Пандоры» назывался. Я читал отчеты. Только там было написано «ввиду неустранимых изъянов в конструкции сканирующей схемотехники».
     
    — Схемотехники? Смешно. Угу, – Виктор продолжил: — Потом решили военных сталкеров делать. Набрали добровольцев среди вояк-контрактников и стали их натаскивать на поиск артефактов. Вольных сталкеров в учителя наняли. Меня наняли, в том числе. Платили щедро. Да только толку — ноль. Хорошо, если 1 из 50 мог найти артефакт, это еще, считай, повезло. Научить этому нельзя. Это как цвет глаз, ты с этим рождаешься. Ты либо сталкер, либо нет. Военсталки и сейчас работают в Зоне, да только мало их. Вот поэтому вояки пропускают в Зону всех подряд, чтобы здесь Зона сама выявила настоящих сталкеров. А ты думал, почему мы сюда так легко просочились через все кордоны, блокпосты и заграждения? Думал, везучие мы? Думал, я тайные тропы знаю? Они специально всех пропускают, кто сюда рвётся. А когда сталкер проявит себя, он без работы и денег не останется. Это ты, думаю, уже понял. И будь уверен, что и вояки и СБУ за каждым настоящим сталкером пристально наблюдают. На каждого из нас досье есть с грифом «совершенно секретно», я уверен, в сейфе в Аскольдовом переулке. И на Лубянке. И в Лэнгли. И на набережной Альберта. И еще бог знает где.
    — Получается, что сталкеры – это мутанты? – удивился Профессор.
    — Скорее, другой вид человека. Игра генов и всё такое.
    — Погодите, Виктор Натанович, это же Нобелевка! Почему нет ни одной публикации в научной прессе? Это же прорыв в мировой науке. Новый вид человека — Хомо сталкерус! И не ископаемые останки, из которых ДНК фиг выделишь, а вполне себе живые представители прямо сейчас. Генетики должны за ДНК каждого сталкера охотиться, чтоб найти нужный ген или группу генов. Почему этого нет?
    — Виктор, просто Виктор. И на «ты», ок? Я же сказал, что всё идёт под грифом «совершенно секретно». Я уверен, что в тайных лабораториях исследования ведутся, сталкеров изучают. И тех, кто добровольно выразил желание сотрудничать с властями, и тех – кого силой похитили. Исчезают сталкеры. И тут, и на Большой земле. Да так, что как корова языком. Будто и не было никогда человека.
    — Да, я понимаю. Подождите. Выходит, я сейчас стал сталкером?
    — И сейчас, и всегда. С рождения. Это врожденное. И до конца дней своих, — Виктор едва удержался от того, чтобы добавить «аминь».
     
    Внезапно все трое подпрыгнули на месте. В их комбезах включилась система аварийного оповещения и сквозь помехи далёкий хриплый голос прокричал:
    — Ахтунг! Пидоры высадили десант на ЧАЭС! Полсотни рыл с тяжелым оружием, десяток вертух. Тикайте, хлопцы! Все — по норам!
    И опять всё стихло.
    — Началось, — выдохнул Виктор.
     
    — 11 —
     
    С облаками над их головой творилось какое-то непотребство: те начали выстраиваться в высоченные башни, а цветом стали оранжевым. Даже не оранжевым, а лососевым. Между облаками проступило совершено черничное небо. Ветер зашумел в кронах далеких деревьев, отдельные порывы начали путаться в высоковольтных проводах, стряхивая «электры», те обиженно искрили.
     
    Зима подходила к двоим сидящим на асфальте мужчинам медленно. Выпуклое стекло гермошлема искажало пропорции, серые глазищи девушки сделались в половину лица. Зима переводила взгляд с одного на другого и кусала нижнюю губу, синхронно с ее взглядом метался и ствол штурмовой винтовки.
    — Она нас убьёт? – не отрывая взгляд от блуждающего дульного среза, спросил Профессор почти шёпотом.
    — До сих пор есть сомнения? – вопросом на вопрос так же тихо ответил Виктор. А затем в полный голос спросил:
    — Слышала, Нюта? Десант.
    — Не глухая, — голос девушки оцарапал уши, как будто куском стали ударили по стальному же листу.
    — Ну и?
    — Это важнее всего, понимаешь? Uber alles. Это важнее моей жизни, твоей и, уж тем более, его. Можешь ты это понять?
    — Нешто я да не пойму? При моём-то при уму, — попытался пошутить Виктор, но вышло не очень.
    — Ты со мной, Витя?
    — До края плоской Земли, Ань! Что за вопрос. Конечно, я с тобой.
    — Значит, скрипач не нужен.

    Пуля вылетает из ствола штурмовой винтовки со скоростью примерно 900 метров в секунду. Между дульным срезом и головой Профессора был около метра. То есть, пуля проделала этот путь за одну тысячную долю секунды. Увернуться от пули при таком раскладе невозможно. Без вариантов. Но за мгновение до выстрела кто-то сильно дернул сидящего Профессора за левую руку, да так, что он повалился влево. Грохот выстрела расколол небо и землю. Профессор почувствовал ожог на правой щеке и ощутил, как потекло что-то горячее по шее. Боли не было.
     
    Он лежал на левом боку, а кровь начала затекать по виску и щеке ему в правый глаз. Но Профессор видел, как Виктор, сидевший до этого от него справа, подскочил вверх, ударил по винтовке снизу, отбросив ее в сторону, и покатился клубком, сцепившись с Зимой.
     
    Виктор что-то крикнул про уху, но у Профессора так звенело в голове, что он толком не разобрал. Что-то вроде: «Ася, ты уху ела?»
     
    При борьбе в партере побеждает тот, кто тяжелее. Барышня весила всего килограммов 40, а Виктор – все 120. Ясно, что он очень быстро прижал Зиму к асфальту, удерживая обе ее руки. Она еще пыталась брыкаться, но схватка была проиграна вчистую. В ярости девушка плюнула в своего спарринг-партнера, но плеваться в герметичном шлеме – плохая идея.
     
    Профессор, пошатываясь, сел, пошарил руками вокруг – очков не было. Тогда он поднялся, подошел к винтовке, поднял оружие, спросил:
    — Пристрелить её, Виктор Натанович?
    Виктор повернул к нему перекошенное лицо:
    — Живой?! Ох ты ж ё! Эй-эй! Не балуй! Брось ствол! Разряди и брось!
    Профессор вытащил магазин, выщелкнул из него на асфальт пять блестящих желтых патронов – больше там не было. Затем передернул затвор, выбрасывая тот патрон, что был в столе. Отбросил от себя винтовку и пустой магазин. Кровь лилась ручьем из разорванного уха прямо за шиворот и дальше по спине. Профессора мутило, он сел на асфальт, тяжело опершись на руки.
     
    — Ремень! – крикнул Виктор. — Быстрей!
    — А? – не понял Профессор.
    — Ремень дай! Сними с винтовки и дай мне!
    Профессор подтянул к себе оружие, отцепил ремень от антабок, бросил Виктору. Не добросил. Встал, пошатываясь, поднял ремень и отдал напарнику прямо в руки.
     
    Виктор подхватил барышню с земли, потащил, особо не напрягаясь, к дальней трансформаторной будке, там прижал к бетонному столбу и связал ей руки сзади вокруг столба. Зима рычала как дикая кошка, шипела и плевалась.
    — Уф! – выдохнул Виктор, — Тут постой, Анюта. Не уходи никуда.
     
    А затем он вернулся к раненому:
    – Покажи, что там у тебя? Мозг, я вижу, не задет.
    — Ухо.
    — Ухо? Ухо — это нормально. Ухо — это хорошо.  Щас подлатаю тебя.  В лучшем виде будешь, не ссы.

    Ловко распотрошив индивидуальную армейскую аптечку, которая обнаружилась в кармане комбеза, Виктор вынул из стерильной упаковки полукруглую хирургическую иглу с заправленной уже ниткой кетгута и принялся сшивать остатки уха и кожу на щеке напарника. Шил человеческую плоть настолько сноровисто, что становилось ясно – не в первый раз.

    — Уху твоему кабздец, брат. Полный кабздец. Не к чему шить даже. Ничё, у тебя еще одно есть. Опять же, женщины любят мужчин со шрамами, так что это только в плюс... — непрерывно говорил Виктор, и эта болтовня действовала как анестезия. – Пачками на тебя теперь кидаться будут дамы, пачками, братан, отвечаю. Мы еще на свадьбе у тебя погуляем, не ссы!
    — Уже.
    — Чего «уже»? – не понял Виктор.
    — Я уже погулял на своей свадьбе. Дважды. На третий раз не тянет, — ответил Профессор и попытался улыбнуться совершенно белыми губами.
    — Ну ничего, ничего. Забудь про свадьбу, братан. Нет так нет. Может так оно и лучше. Зато теперь тебя ни с кем не спутать. Если бы ты был индеец, тебе дали бы имя «Рваное Ухо». Круто же? Великий вождь Рваное Ухо, а? Как звучит! Хочешь новое имя? Второй раз родился, имеешь право! Нет, «Рваное ухо» – это длинно слишком. Давай – «Ушан», не, не так. Лучше – «Ухан»? Ухан, а? Клёвое погоняло, брат. Ты не знаешь еще, а Зона каждому сталкеру новое имя даёт, так уж повелось. И такое имя, что прям на всю жизнь. Соглашайся, брат, Ухан – козырное имя, настоящее, сталкерское. Второго такого Ухана в Зоне нету, зуб даю!

    Так, с шутками-прибаутками, Виктор зашил раны Профессора и наклеил поверх своих трудов стерильную клеевую повязку. Спросил задумчиво:
    — Как ты от пули увернулся, брат? Зима не промахивается с 300 метров, а уж в упор...
    — Меня кто-то дернул за левую руку прямо перед выстрелом, и я упал, — сказал правду Профессор.
    — Повтори?
    — Меня кто-то дернул очень сильно за левую руку. И я упал до выстрела.
    — Так не было никого. Слева от тебя.
    — Не было.
    — Не врёшь? Хотя, да, раз жив – значит не врёшь. Млять! Приплыли.
    — Это плохо? – Профессор не мог понять, чему огорчился Виктор.
    — Ты, главное, близко к сердцу не принимай. Просто, как абстрактный факт. Договорились? Короче... Зона тебя сберегла, брат. Сама Зона.
    — Зона? Как это?
    — А вот так это. Редко, но бывают такие случаи. Я лично два таких случая знаю, включая твой. Зона не только убивает, но иногда и спасает. Не принято о таком рассказывать. Те, кого Зона пометила, помалкивают обычно. И ты не распространяйся, такое лучше при себе держать.
    — И что теперь?
    — Ничего. Живи и радуйся. Не вышел еще твой срок. Нужен ты Зоне для чего-то.
    — Для чего? – тупо спросил Профессор.
    — Откуда я знаю? Чё ты меня спрашиваешь? Зону спроси, — разозлился Виктор. – Пойдем, побеседуем с нашей заплёванной принцессой.
     
    — 12 —
     
    Вверх было лучше не смотреть. Там была луна — ледяная, маленькая, ослепительно зелёная. В ней было что-то невыносимо страшное. Небо было по-прежнему затянуто плотными оранжевыми тучами, но в этих тучах кто-то вырезал ровный аккуратный квадратик и в центре квадрата на абсолютно черном фоне была эта жуткая луна. И светло было, как днём.
    Профессор поднял глаза к небу и тихо простонал:
    — Мама дорогая…
    — Ты чего? – встревожился Виктор.
    Профессор ткнул пальцем вверх. Виктор поднял голову, покрутил ей по сторонам от горизонта до горизонта, затем сказал:
    — Ну квадрат. Ты что, квадратов никогда не видел? Детский сад какой-то.
     
    Они уже стояли перед привязанной к столбу Зимой. Первым делом Виктор снял с ее пояса детектор и включил его. В аномальном поле неподалёку среди скопления электр в ту же секунду возникла полупрозрачная сияющая бутылка водки. Виктор загадочно сказал «Ага», выключил прибор и повесил на свой пояс.
    Затем он пощелкал застежками на вороте комбеза Зимы и снял гермошлем с ее головы. Коротко обрезанные каштановые волосы девушки топорщились во все стороны, как копна соломы после бури. Серые глаза метали серые же молнии, если бы Зима могла убивать взглядом, то они давно были бы мертвы. Щеки барышни пылали, одна бровь дергалась. Нижняя губа сталкершы была прокушена насквозь и кровоточила.
     
    — Я тебя спас, Нюра, — начал Виктор, — и в благородство играть не буду. Вот этот паренёк – Ухан – хотел пристрелить тебя, а я не дал. Так что ты мне жизнью обязана, Аня.
    — Да ты глумишься надо мной, паскуда! – заорала Зима.
    — Побольше уважения, девочка. Ты только что человека убила, и не просто человека – а вольного сталкера. А с убийцами сталкеров в Зоне не особо церемонятся. Так что – на полтона тише. И выбирай выражения.
    — Кого я убила? Кого? Вот же он стоит!
    — Не понимаешь? Пойдём простым логическим путём. Подумай и ответь: ты могла промахнуться, стреляя в упор человеку прямо в голову?
    — Нет, конечно, – растеряно ответила Зима.
    — Вот! – Виктор поднял палец вверх. — Ты и не промахнулась. Снесла бедняге Профессору тыкву начисто.
    — Тогда это кто? – Зима подбородком указала на Профессора.
    — Это наш новый друг и напарник Ухан. Познакомьтесь. Ухан – это Зима. Зима – это Ухан.
    — Ты издеваешься, Витя? За идиотку меня держишь? Это же он!
    — Опять двадцать пять. Давай заново: ты могла промахнуться, стреляя в голову в упор?
    — Нет.
    — Ну? Какой из этого вывод?
    — Развяжите меня, твари конченые. Сейчас же! — этот приказ был выкован даже не из стали, а из чистого иридия, ему невозможно было сопротивляться.
    — Стоп, Ухан. Куда? – Виктор остановил порыв напарника, который дёрнулся было развязывать руки девушки. – Не торопись. Сначала скажи мне, о великий вождь Рваное Ухо, какого цвета глаза у этой скво?
    — Серые.
    — Рано развязывать, рано. Она нас голыми руками поубивает. Порвёт, как бобик – грелку. На британский флаг разорвёт, на лоскутки распустит, на ленты для бескозырок. Мы ведь этого не хотим?
    — Не хотелось бы, — поёжился Профессор.
    — Тогда продолжаем разговор, как говорил наш друг Карлсон. Скажи-ка, Анна Николаевна, а что нам помешает забрать арт и уйти? А тебя тут привязанную оставить?
    — Убью! Твари!
    — Спокойно, Аня, спокойно. Ты в обществе интеллигентных людей, можно даже сказать, джентльменов.  Конечно, мы не опустимся до такой низости, тут ты права. Но нам нужно как-то договориться на будущее, чтоб избежать новых инцидентов со стрельбой в голову. Я понятно объясняю?
    — Витя, чего ты хочешь?
    — Наконец-то я слышу слова человека разумного, склонного к работе в команде на всеобщее благо. Что не может не радовать, Аннушка. А хочу я простого и понятного: чтоб забрали мы этот чёртов арт и свалили отсюда к хренам собачьим все дружно втроем, пока нам десантники не начали на голову выпрыгивать из винтокрылов. 
    — Я тебе не верю. И ему не верю.
    — А мы – тебе не верим, Нюта. Никакого доверия. По нолям. Что теперь делать? Не знаешь? А я знаю: нам нужно сейчас на берегу договориться, чтоб избежать эксцессов в нашем светлом будущем. Договариваться будем или как?
    — Обо что, Витя?
    — Деловой разговор! Можешь ведь, когда захочешь. Смотри, предлагаю такой договор: пункт первый — никто из нас не пытается убить двух других, пункт второй – арт уничтожим все вместе, пункт третий – после разбежимся в разные стороны. Просто, понятно, легко запомнить. Один, два, три.
    — Руки развяжите.
    — Ухан, глянь, что там с глазами у нашей принцессы?
    — Карие. Светло-карие.
    — Развязывай, теперь можно.
     
    Профессор распутал ремень, освобождая девушку из плена. Та принялась разминать затекшие запястья. Затем мрачно, не глядя ни на кого, сказала:
    — Детектор верните. И ружьё.
    — С мягким знаком! – ответил Виктор. – Бегу возвращать, аж волосы назад. Ань, не начинай всё с начала, а? И морду лица сделай попроще, тут все свои. Не нужно клыки скалить. Детектор у меня пока побудет, сейчас мы его в дело пустим – наш друг Ухан пойдёт добывать свой первый в жизни артефакт.
    — Ты с ума сошел? – ахнула Зима.
    — Вот это мы сейчас и проверим, сошел я с ума или нет. Через пять минут будем знать это точно — Виктор включил детектор. – Ухан, твой выход!
     
    — 13 —
     
    Небо стремительно менялось: побледнела и пропала луна, страшный квадрат расплылся, тучи таяли и вскоре исчезли совсем. Небо сделалось удивительно чистое. Вполне обычное оранжевое солнце висело на положенном ему месте. От земли поднимался легкий туман, лужи на асфальте испарялись. Даже электры приутихли, перестали стрелять своими маленькими молниями, лишь шипели потихоньку, красиво переливаясь синими огоньками. Ветер почти стих, только иногда ласково шевелил мусор и опавшие листья.

    Трое стояли у аномального поля, в центре которого искрился артефакт. Один из троицы надевал защитный шлем, готовился к первой сталкерской охоте на арты.

    — Ой, мне нужно срочно припудрить носик, — неожиданно сказала Зима.
    —Чиво-о-о? – Профессор так и застыл с наполовину надетым шлемом. Раненое ухо и повязка мешали ему быстро завершить процесс герметизации научного скафандра.
    — Ну это девушки так говорят, когда они... — начал объяснять Виктор, но Профессор его прервал:
    — Знаю я. Просто не вовремя как-то.
    — Да я давно уже терплю, — быстро сказала Зима. – Я пошла?
    — Стоять! – Виктор прихватил девушку за локоть и спросил Профессора:
    — Ухан, ты ее обыскал?
    — Почему я? – удивился Профессор-Ухан.
    — Ну кто-то из нас двоих должен был ее обыскать. Я не обыскивал. Значит, ты.
    — Ты же видел, что не обыскивал. Да мне бы и в голову не пришло.
    — А вот зря, Ухан, зря. Мы теперь, конечно, одна команда. Но доверие еще нужно заслужить. Да, Анна Николаевна? Ноги на ширину плеч, руки в стороны. Приготовиться к личному досмотру!
     
    Девушка горестно вздохнула. Виктор присел и начал хлопать ладонями по ее левой штанине, поднимаясь от щиколотки к колену и выше.
    — Витя, а ты, часом, не педофил? Чё ты меня щупаешь? Я ведь несовершеннолетняя еще.
    — Анна, кончай цирк. Несовершеннолетняя ты была в прошлом веке. Я твой паспорт видел, поэтому сказки мне тут не рассказывай.
    — Время относительно, — Зима не унималась. – Тут год за пять идёт. Не, пять за год. Или как? Я запуталась.
    — Оп-па! Что это у нас тут? — спросил Виктор, вынимая из бокового кармана правой штанины Зимы боевой нож. — Козырная вещица, цены немалой. Боевой нож кукри. Я такой только в телевизоре видел. Где взяла, Нюра?
    — Где взяла, там уже нету. Нравится? Дарю! Только Кузю верни.
    — Какого такого Кузю? – не понял Виктор.
    — Ну вот же, на рукояти висит брелочек. Мамы моей подарок. Больше ничего и не осталось. Это личное. Отдай, — Зима подозрительно шмыгнула носом.
    Действительно, в хвостовике лезвия, торчащего на вершине рукояти ножа, было просверлено отверстие. И через него пропущена стальная цепочка из маленьких шариков, замкнутая в кольцо. На цепочке болтался лохматенький мягкий домовёнок. Наверное, домовёнок.  Раз он Кузя. Брелок. Игрушка.

    — Нож пока у меня побудет, — сказал Виктор, и голос его слегка дрогнул, — а игрушку забирай.
    Он покрутил цепочку, не понял, как она открывается, и просто рванул, разрывая. Сунул игрушку в протянутую руку Зимы.

    В это мгновение Профессор увидел перед собой ту 15-летнюю девушку Аню. Подростка. Наивную и открытую миру девчушку, которая еще верила в добро. В сказку. Что же с тобой случилась, Зима? Как ты оказалась здесь одна, стала безжалостной убийцей и нарастила панцирь в руку толщиной вокруг своей хрупкой души? Панцирь из нержавеющей стали.

    Зима держала в руке свой талисман, а из глаз уже текли слёзы. Она хлюпнула носом вполне отчетливо. Потом еще и еще.
    — Не реви! – сказал Виктор.
    — Я не реву, — сквозь слезы ответила девушка.
    — Вот и не реви. Я же не реву.
    — Вот ты и не реви.
    — Я и не реву. Погоди, это ты ревешь или я реву? – спросил Виктор.
    — Я.
    — А я – не реву. И ты не реви.

    Зима уткнулась носом в плечо Виктора и дала волю слезам. Все напряжение, весь страх, вся боль, все сомнения этого дня – всё выходило сейчас со слезами. Виктор стоял, не зная куда деть руки. Глаза его подозрительно блестели.

    Профессор смотрел на это и сам чувствовал, что к горлу подкатывает комок.
    Через две минуты плакали все трое.
    И небо плакало вместе с ними.
     
     
     
    / продолжение здесь - тыц! /
    ----------------------------------------------------------------
    //автор иллюстраций: нейросеть Kandinsky 2.1//
  3. 4udik
    БУСИНКИ

    /авторская редакция/

    1.
    Колян - парень кипешной, постоянно какую-то движуху устраивает. Вот и вчера прибежал ко мне, глаза горят. Я-то знаю, что это дурной знак, но каждый раз покупаюсь.

    Колян чуть не кричит:
    - Есть тема, братуха, бабла поднимем - не меряно! Надо в Зону отчуждения чернобыльскую по-быстрому бежать, пока тему никто особо не сечёт. А то набегут пацаны - станет как в электричке в час пик. Арте.. артих...африкаты... Короче, забыл название, камни такие. За них ученые отваливают по куску зелени за один камушек, сечёшь тему? А камней там этих дохренища! У меня тут один яйцеголовый нарисовался случайно, я с ним тему перетёр, он мне даже подъемные выделил - две косых с мертвыми американскими президентами на обложке. И пообещал купить все камушки, какие мы с тобой принесем. Собирайся, брателло! Такой фарт раз в жизни бывает!

    Не знаю, как и почему, но поверил я Коляну. Тем более, он мне штуку долларов сразу отдал. По-чесноку, значит, поделился. Ну  а солдату собраться - только подпоясаться. Влезли в штормовки, сапоги, взяли курева с запасом, по паре банок консервов на рыло, респираторы, бутылку водки на двоих, пару бутылок воды, по ножу - да и двинули в Зону. Благо рядом.

    Обошли блокпосты, пролезли под колючкой. Ну и вляпались в болото. Колян сапоги там оставил, а я - мешок свой с водкой, консервами и запасом курева. Выползли на берег - грязные, мокрые, зубами стучим. Даже материться сил нету. Кое-как развели костер, сидим - сохнем.

    И я говорю:
    - Почему тут, в Зоне, совсем нету женщин? Это ж только представить...
    А Колян, он слегка озабоченный этим делом, тут же подхватил:
    - Приголубил бы любую, лишь бы всё нужное на месте оказалось.

    И тут мечта наша исполнилась. Бойся желаний - ибо исполняются. Сейчас-то я точно это знаю, а тогда просто сидел, рот раскрыв.
    Кусты зашумели и к нам на прогалину выходит она.

    Росту в ней - метр с кепкой, живого весу килограмм 40, и рюкзак килограмм на 100. Не вру, вот ей-богу. Как она это свой рюкзак тащила - ума не приложу. Я бы сдох.

    Ну, сидим мы с Колянычем, значит, у костра. Грязные как черти, Колян в одних носках вообще. Смотрим на это явление.
    А она светлыми волосами тряхнула и подходит, руку протягивает:
    - Даша.

    Коляныч дышать перестал. А я собрался с силами и строго так:
    - Чё надо?

    А она уже рюкзачище свой сбросила, у костра уселась, достала какую-то консерву без этикетки, ложку и принялась жевать, одновременно рассказывая:
    - Я хочу собаку. Слышала, тут собак много беспризорных, хочу одну приручить. И себе взять. Назову ВайФаем.

    Тут я немного в себя пришел, и говорю:
    - Нету тут собак, Даша, только псевдособаки и слепые чернобыльские псы. Даже не знаю, что хуже.

    Ну и она, ложку облизывая, отвечает:
    - Да, ага, точно, псевдособака. Такую хочу.

    В общем, дальше уже туман, мы на нее смотрим, как два кролика на удава, а она щебечет без умолку. И голос такой нежный, приятный, убаюкивает, лишает воли напрочь. Неопытные еще были, не насторожило ничего. И как-то так вышло, что мы решили дальше в Зону идти уже все вместе, втроем. Даша, как оказалось, тут уже не в первый раз, поэтому она стала нашим проводником и лидером.

    - Бусинки, за мной! - скомандовала Даша, и мы двинули в путь. Колян взялся нести её портфель, ну, то есть, рюкзак. Думаю, это его и доконало в итоге.

    2.

    Она нас называла "бусинки". Тогда я еще не знал, откуда такое название, казалось даже приятным. Ночь, темно, лес, под ногами хрен знает что вперемешку с хрен знает чем, а Даша прёт вперед как бронепоезд и говорит непрерывно. На лбу у нее фонарик горит, что еще больше добавляет сходства с локомотивом. Мы то свои фонари в болоте утопили, вместе с водкой и тушенкой. Колян сзади пыхтит, рюкзак Дашин тащит, говорить уже не может.

    А я иду и думаю, вот нахрена? Нахрена я сюда поперся? Сидел бы дома, в тепле, пива бы взял из холодильника, игруху какую на компе запустил. Кайф!

    Ну и когда Даша в третий раз сказала: "А сейчас сориентируемся по карте", я понял, что мы заблудились. Телефоны наши с Коляном нахлебались болотной воды, не работают. Компас мы, конечно, не взяли. А зачем? В телефоне же есть карты и навигатор. Ну и стоим посреди леса, темно так, что вытянутой руки своей не видно. Да еще звуки нехорошие со всех сторон. Я такое только в фильмах ужасов слышал.

    - Идти ночью - было плохой идеей, - говорит Даша. "Да неужели?" - думаю я. Но вслух ничего не сказал. А Даша продолжает:
    - Главное, чтоб нас никто не заметил, надо спрятаться и переждать.

    А из ближайших кустов звуки, как будто там кто-то кого-то доедает уже.
    Кстати, самые частые команды от нашего лидера в следующие трое суток были команды "Прячемся!" и "Убегаем!".

    Уселись, значит, где стояли. Коляныч просто упал и хрипит. И тут из кустов выходит псевдособака. Даша как раз своим фонарем светила на те кусты, и та тварь эффектно так выпрыгнула. Глаза горят красным, с морды кровь капает. Клыки - с ладонь, не вру. Страшная - жуть! Ну и хрипит в такт с Коляном, прямо один-в-один. Я только про мамку свою успел подумать, что одна она останется на свете. Батю-то в шахте завалило. И даже мысли не было бежать. Куда убежишь? Попрощался с жизнью, одним словом. И время как будто замедлилось.

    И тут Даша как завопит:
    - Собачка! Собачка!
    И к этой суке мутантской буквально прыгнула. Вот только рядом сидела - хлоп! - и уже гладит псевдособаку за пышный хвост.
    Я ору:
    - Назад! Ты что делаешь?! Она же порвёт тебя сейчас!
    А Даша так спокойно отвечает:
    - Нет, чувак, с этого конца они не кусаются.

    Ну и дальше опять как в тумане. Даша скормила этой твари все наши оставшиеся консервы, без умолку болтая:
    - Как же тебя назвать? ВайФаем хотела, но ты же сука. Тебе другое имя нужно. Может быть "Брунгильда"?

    А тварь эта, тоже Дашиным голосом зачарованная, только что не повизгивает от счастья. Прям как нормальная собака домашняя. Даша ей команды разные подает, ну, там, "Сидеть", "Умри", "К ноге" - а эта сука всё выполняет. Вот тогда бы мне второй раз насторожиться.

    И тут Коляныч голос подает:
    - Там из жратвы ничё не осталось?

    3.

    - Кушать хотите, бусинки? - защебетала Даша.

    Три пары челюстей синхронно лязгнули. Псевдособака, даром что все консервы наши сожрала, тоже слюни распустила наравне с голодными. Сука эта, кстати получила от Даши кличку "Носяпура", я таких странных кличек отродясь не слыхал. Хотя, кличка была чистой условностью. Даша звала зверюгу "Пузик", "Носик" и "Бусинка" безо всякой системы. Стало нас - бусинок - трое.

    - В рюкзаке моем надо поискать? - в своей непередаваемой манере "мыслей-в-слух" сама себя спросила Даша, - Была же еда, да? Колбаска? Или нет?

    И вот картина: рассвет, лес, и мы с Коляном потрошим Дашин рюкзак. Сначала, по неопытности, просто доставали вещи сверху по одной. Потом я смекнул, что рюкзак проще вывернуть целиком на землю, так быстрее будет.

    В 100-килограмовом рюкзаке хрупкой девушки Даши обнаружилось:
    - Три полена березовых, сухих;
    - Топор;
    - Лопата штыковая со сломанным наполовину черенком;
    - 2 канистры металлических 20-литровых, в одной - бензин АИ-76, в другой - дизельное топливо;
    - Банка пятилитровая стеклянная с мутной белесоватой жидкостью, которую Даша идентифицировала как самогон;
    - Здоровенная железяка непонятного назначения, которую Даша назвала "прибором для починки ветрогенератора";
    - Куча какого-то непонятного мусора, который и в руки взять страшно;
    - Розовые резиновые женские сапоги, украшенные рисунком из белых ромашек. 35 размер;
    - Разнокалиберные патроны россыпью, от 9-мм калибра для пистолета Макарова до 13-мм для снайперки Barrett M82;

    - Пара-тройка килограммов разноцветных булыжников, в которых Колян немедленно опознал африкаты;
    - Моток синей изоленты;
    - Две гранаты Ф1, почему-то без запалов.

    При виде гранат Даша радостно пискнула:
    - Ах, вот вы где!, - и сунула гранаты в карманы своей штормовки.

    Еды и воды в рюкзаке не было. Как и курева. А уши без курева уже начали пухнуть. На наши естественные вопросы "На хрена, Даша, мы тащим этот хлам?", она ответила загадочно:
    - Надо.

    Иногда, очень-очень редко, она могла быть немногословной.

    От резиновых розовых сапожек, ловко орудуя ножом, Даша отрезала носовую часть, и Колян смог их натянуть на свои лапы 44 размера, разрезав еще вдоль и обмотав поверх изолентой. Хоть какая-то обувка.

    - Даша, скажи честно, нахрена тебе 5 литров самогона? - я не мог успокоиться, очень меня терзал этот вопрос.

    И она рассказала, что когда, бывает, убьет человек 15 подряд, то такая тоска на неё находит, вот прям депрессия. И одно спасение - выпить пару бутылок водки или литр самогона. А лучше - того и другого. И это было сказано таким милым голосом, как будто птичка райская прощебетала.
    Райская птичка, которая убивает по 15 человек за раз. А потом запивает это самогоном.
    И опять меня ничего не насторожило.

    Голос. Голос завораживал и баюкал.
    Подавлял волю.

    4.

    Следующие несколько часов мы пытались запихнуть обратно весь хлам в Дашин рюкзак. Это оказалось попросту невозможным, непонятно было, как столько барахла помещалось в нём раньше.

    - Правильно говорить "хабар", - наставляла нас Даша во время этого сложного процесса. - Это не хлам, а очень нужные вещи. Или нет? Нет, нужные, всё-таки. Наверное, да?

    Милая особенность девушки - говорить в основном вопросительными фразами, не предполагавшими никаких ответов - потихоньку сводила с ума. В рюкзак поместилось ровно половина от того, что было в нем раньше. Коляныч предложил выкинуть дрова, одну канистру, лопату и непонятную железную бандуру к хренам собачьим. Даша была непреклонна:
    - Бусинки, это всё нужно мне, вы уж постарайтесь, всё сложите обратно. А то мой внутренний хомяк негодует.

    Так мы впервые узнали, что в душе девушки живёт хомяк. И опять я не обратил на это никакого внимания. Эх, знать бы заранее, к чему это нас приведёт.

    К середине дня мы кое-как распихали весь хабар по двум рюкзакам - Дашиному и Коляныча, а железную байду Колян поклялся нести в руках. К счастью, мой рюкзак утоп в болоте еще в первый день эпопеи, но теперь мне пришлось тащить набитый рюкзак Коли. Даша двигалась налегке, сука Носяпура не отходила от неё ни на шаг. Мы не спали всю ночь. Хотелось жрать и курить. Мучала жажда. Мы были готовы к новым подвигам.
    - А теперь сверимся с картой, - задумчиво сказала Даша, доставая из кармана сложенный в несколько раз листок. - Главное, понять где тут у нас север. Или нет?
    Я заглянул через плечо девушки, и карта мне не понравилась. В правом нижнем углу была обозначена деревня с названием "Прохоровка". С таким именем деревень полно. И в Украине, и в России. Но в чернобыльской зоне отчуждения деревни с таким названием нет, зуб даю.

    - Даша, - начал я осторожно, - Ты уверена, что это правильная карта? Откуда она у тебя?
    - Нашла на хуторе, - защебетала девушка, - Тут хутор один есть ничейный, пустой совсем, там много чего полезного есть. Самогонный аппарат есть и гитара. Я туда часто хожу, там у меня хранилище для хабара. И карту я там нашла, на подоконнике. Или нет? Может быть, на столе? На столе, наверное. Или, всё же, на подоконнике? И самогон мой оттуда, я сама его сварила! А давайте я вам покажу мой хутор, он рядом совсем. Или не рядом? Не пойму никак, куда идти нужно. Бусинки, куда нам идти теперь, подскажите, а?
    - А мы там сможем твой хабар сбросить и не таскать его больше? - задал самый главный вопрос Колян.
    - Конечно! Там у меня ящик железный. Три. Или четыре? Всё-таки три, наверное. Три ящика, я по разным ящикам разные вещи сортирую, чтобы легко потом найти можно было нужное. Это же так удобно, когда всё рассортировано, да? Или нет? Нет, удобно, точно?

    И тут Коляныч проявил чудеса сообразительности, смекалки и логики. В последний раз, к сожалению.
    Он достал банку самогона, сковырнул крышку и подозвал псевдособаку:
    - Эй ты, сука! Как там тебя, забыл даже. Иди сюда.
    - Носяпура, - пискнула Даша.
    - Да без разницы вообще, - ответил Колян. - На, нюхай самогон. След! Ищи след!

    Псевдосабака потянулась к банке, принюхалась, несколько раз чихнула, зарычала и ломанулась в кусты.
    Мы, подхватив рюкзаки, кинулись за ней.

    5.

    Псевдособака, если кто не в курсе, это не собака вовсе. Отчего такое название к ней прилепилось, совершенно непонятно. Больше всего она напоминает тварь из ночных кошмаров. Слышал я и такое, что вроде как от волков они произошли в результате мутаций, но я не верю. На волков они тоже не похожи. Разве что хвостом. Тварь опасная даже для вооруженного бойца в броне, опасная особенно в стае. А по одной они и не ходят обычно. Бегают эти твари быстро и практически бесшумно.

    Не удивительно, что псевдособаку, приручённую Дашей, мы потеряли в зарослях. Непросто двигаться по лесу, когда у тебя за спиной рюкзак в полцентнера весом. А уж бежать с таким грузом по пересеченной местности – это возможно минуты три. Ну пять, от силы.

    Даша бодрым галопом еще неслась по поляне вслед за убежавшей Носяпурой, а мы с Коляном уже едва дышали. Глаза заволокло кровавой плёнкой, в легких булькало недобро, ноги подворачивались.

    А потом Коляныч упал на колени и схватился за голову:

    - Башка…. Башка! – взвыл он, раскачиваясь из стороны в сторону. Мне тоже было нехорошо. Как будто оказался глубоко под водой, мир вокруг меня смазался, потерял границы и очертания.

    Тут бы мы и сдохли с Коляном, шансов выжить у нас не было.

    Если бы не Даша.

    Почуяв неладное, она вернулась к нам, покрутилась в разные стороны, пытаясь понять, откуда беда надвигается, и выхватила нож. Нож был черный, красивый, опасный.

    - Я знаю, что это, - сказала Даша, - Держитесь, бусинки!

    А за что держаться, когда перед глазами уже кровавые круги, а в голове бубнит чужой голос? Неразборчиво так бубнит, слова не понятны, но подавляет волю не хуже Дашиного щебета.

    Уже падая я увидел, как на поляну вышел этот тип. Навроде как мужик лысый в одних штанах, голый по пояс. Шел вразвалочку, неспешно. И прямо к нам. И кожа у него такая красная, как будто его в кипяток макнули по пояс вниз головой. Даша в несколько прыжков оказалась перед ним и ударила его ножом в грудь. Тип взвыл, а бубнящий голос в моей голове утих.

    - Ну давай, кто кого? – звонко и весело закричала Даша, полосуя лысого черным клинком. Кровища во все стороны. Я упал лицом в траву и окончания схватки не увидел.

    Гул в голове стих окончательно, мир обрёл границы. Я попытался сесть, получилось так себе. Даша, вытирая нож о штанину, села рядом.

    - Контролёр, - ответила девушка на незаданный мной вопрос. – Мутант. Опасный. Очень опасный.

    - А что ж ты на него с ножом прыгнула, раз он такой опасный? Он ростом и в ширину – как две тебя.

    - Так я контролёров всегда ножом убиваю, - прощебетала Даша. – Ножом удобнее, и патроны экономятся. Патроны же на деревьях не растут, да? Не растут. Точно не растут. Их надо экономить.

    - Дай ножик посмотреть, - протянул я руку.

    Нож у Даши был удивительный. Полностью черный, клинок почти прямой, более всего похожий на самурайский меч. Хотя я самурайские мечи видел только в кино да в магазине сувениров в Испании, поэтому имел о них понятия довольно приблизительные. Но нож был похож, не размером, а именно формой лезвия. Односторонняя заточка. Прямо на клинке выбиты буквы и цифры «КМ 2000», а чуть ниже - «А 0699» и клеймо с белочкой. И надпись - MADE IN GERMANY — поперёк лезвия у рукояти. На обратной стороне клинка что-то загадочное - «N695-HRC 57». Весь нож сантиметров 30, наверное, из них клинок – все 20. Серьёзное оружие, профессиональное. Не то что наши с Коляном хлеборезы.

    - Откуда у тебя такое? – спросил я, возвращая нож.

    - Точно не знаю, - ловко упаковывая нож в черные ножны, ответила Даша, - Как-то сам собой однажды у меня в руке появился откуда ни возьмись. Подобрала где-то, наверно? С ножом я чувствую себя гораздо лучше.

    Я промолчал. Дело не в ноже, я или Колян даже с таким крутым ножом ничего бы не смогли против контролёра. Лежали бы сейчас два трупа, на радость окрестной голодной живности. Главным оружием была эта хрупкая светловолосая девушка, вся штормовка которой была заляпана кровью монстра. Эта мысль меня слегка пугала.

    Особенно настораживало то, что Даша не выглядела испуганной или злой, как будто она не мутанта только что ножом убила, а в булочную за хлебом сходила. Полная безмятежность и в голосе, и в лице. Это было странно и непривычно. Мне было страшно, только что мы чуть не склеили ласты. А девушке страшно не было. Ну, или внешне это никак не проявляла.

    - Кушать хочется, а кушать нечего. Я думаю о вкусной колбаске…м…м… Или куске ветчины, - прощебетала сталкерша, - У меня, вроде бы, оставалась еда на моём хуторе. Или нет? Оставалась, наверное. Пойдемте, бусинки?

    Я с трудом поднялся. Колян лежал неподвижно с закрытыми глазами, лишь шумное дыхание говорило о том, что он еще жив.

    - Алё, пехота, подъем! Вставай, бродяга, трибунал проспишь! – я пнул слегка носком сапога неподвижное тело. Без результата.

    - Я понесу рюкзаки, а ты понесешь своего брата, так ведь? – утвердительно спросила Даша, нацепляя сразу оба рюкзака на свои хрупкие плечи.

    - Не брат он мне, - пробормотал я, пытаясь поднять Коляна.

    - Хм.. он тебя называл братаном, вот я и подумала… А где же собачка моя? Где моя Бусинка? – беспокойно оглянулась девушка. – На хуторе нас ждёт, наверно? Ждет? Или нет? Ждет, конечно, да? Идемте же скорее!

    Через пару часов стало понятно, что мы заблудились напрочь. Один раз во время этих блужданий даже вышли обратно на поляну с мертвым контролёром.

    Колян пришел в себя, но боеспособной единицей больше не являлся. Плёлся еле-еле, часто падал. Рюкзак нести не мог. И не разговаривал, лишь мотал головой да мычал что-то. Было видно, что ему очень хреново. Стемнело.

    И тут мы услышали звук.

    Сука выла. Как будто сирена гражданской обороны, только с характерными волчьими завываниями и переходом в инфразвук время от времени.

    - Носяпура! – радостно взвизгнула Даша.

    «А вот не факт», - подумал я.

    И мы пошли на звук. Всё равно других вариантов не было.

    6.

    - Ой, мама! - шепотом сказала Даша. - Прячемся! Прячемся!

    Нам с Коляном два раза повторять не нужно. Встреча с контролёром ясно показала, что мы с ним в местной флоре и фауне не разбираемся абсолютно. И даже осознать опасность не в состоянии. Поэтому мы просто упали на брюхо и затаились. Рюкзак я скинул, чтоб, если что, удобнее было драпать.

    Даша залегла чуть впереди и высматривала сквозь заросли полыни что-то невидимое нам. Длилось это достаточно долго.
    Я не выдержал, подполз к ней поближе и просипел:
    - Что там?
    - Там бусинки.

    Тут у меня ум зашел за разум. Бусинки? Какие такие бусинки? А мы тогда кто?
    Любопытство толкало меня, я чуть приподнялся, пытаясь разглядеть, что это за бусинки такие.

    Лес заканчивался внезапно, как обрезанный гигантским ножом зеленый кусок ткани. Перед нами было открытое пространство. То ли бывшее поле, заросшее сорняками, то ли пустырь. Или просто степь. Запах полыни и чабреца плыл над этим, как бывает на закате дня.

    Эти твари смотрелись инородно среди травы и мелких кустиков, как четыре розово-серых шара на негнущихся конечностях. Поменьше лошади, но побольше псевдособаки. Двигались они странно, рывками. Они как бы хаотически кружились на одном месте. Возможно, что они издавали какие-то звуки, но на таком расстоянии слышно не было.
    - Это что еще за хрень? - прошептал я, не надеясь особо на ответ.
    - Бусинки, - свистящим шепотом ответила Даша.
    - Какие, к чертям собачьим, бусинки?
    - Обыкновенные. Мутанты. Свиньи мутировавшие. Я их бусинками называю за внешность, они такие круглые, обаятельные. Жаль, что их приручить нельзя, я бы взяла себе такую свинку. Поселила бы их на своём хуторе, они бы там жили, да? У меня там и сарай есть подходящий. А я бы к ним приходила, чтобы подумать, около них должно очень хорошо думаться, ведь так? Конечно так.

    Вот что хотите со мной делайте, но на свиней они не были похожи. Что я, свиней не видал? Может быть только цветом шкуры слегка. А морды у них были просто жуткие. Пугающе плоские, с огромными глазами. Было сразу понятно, что они не травоядные ни одной минуты. Хищники, одним словом.

    - Чё-то нет желания с ними близко знакомиться, - я опустил голову, опасаясь, что меня заметят.
    - У них шкура очень толстая, из пистолета даже не пробить. А пистолета и нету. А гранаты на них тратить жалко, две последние у меня остались, - задумчиво пробормотала девушка.

    Свиней. Гранатами. Мать моя, роди меня обратно.

    Мне, в который раз за этот день, остро захотелось домой. Ну её на фиг - эту Зону с её чудесами. К лешему все большие деньги. Лучше быть живым. Домой хочу, домой.

    Позади завозился Коляныч. То ли устал лежать, то ли потерял сознание. Но звук был неожиданный. И тут только я заметил, что тишина вокруг абсолютная. Ни звука. Такая тишь, что слышно, как кровь пульсирует в висках. Даже воя псевдособаки больше не было слышно, хотя до этого она выла как сирена - без остановки.
    - Валим на хрен? - тихо спросил я у Даши.
    - Я вижу хутор, - ответила она. - Только обходить придётся, прямо нам теперь не пройти. Главное - снова не заблудиться, так ведь? Нужно какие-то ориентиры запомнить, или нет? И Пузик мой молчит, Носяпурка моя.
    - Эти твари далеко видят?
    - Не очень. Я думаю, они на звук больше реагируют, хотя я точно не знаю, - ответила девушка.
    - Тогда план такой: сейчас уходим влево по кромке леса на километр, а потом поворачиваем в сторону твоего хутора. В лес не углубляемся. Очень надеюсь, что никого больше не встретим. Чё-то мне хватило уже. Может рюкзаки тут бросим? Для скорости. А завтра вернемся?
    - Да ты что? Хабар не брошу! Мой внутренний хомяк негодует. Как тебе такое только в голову пришло? Сразу видно, что ты - не сталкер! - от возмущения Даша забыла о шепоте.
    - Ну хорошо-хорошо, - я решил не нагнетать. - Погнали?

    7.

    В этих местах ночь наступает мгновенно. Солнце просто падает за горизонт и всё – тьма, наполненная пением цикад. К хутору мы выбрались уже в полной темноте. Дом, сарай, колодец – вот собственно и всё. Чуть поодаль дощатая будка сельского сортира. Вокруг покосившийся деревянный забор, некоторые секции которого упали и заросли травой. На неприступную крепость это не было похоже. Посреди двора, выхваченная из полной черноты светом фонарика, сидела сука-мутант.
    - Носапурка! – бросилась к ней Даша. – Да ты мой славный носик, да ты моя умничка, да ты мой пузик!

    И так далее. Тьфу! Я понимаю, была бы карманная собачка, болонка там или еще какая. Тогда понять еще можно. А тут сидит, оскалив огромные клыки, тварь из самого ада. Правда, эта тварь вывела нас из леса. Как только мы отошли от мутантов-свиней, она снова принялась выть, и мы вышли точно на хутор только по звуку. Потому что не видно было уже ни хрена.

    Коляныч сразу двинул в дом и упал на первую попавшуюся кровать. Панцирную, с матрасом, видавшим лучшую жизнь. Я же остался с Дашей во дворе, хотя спать хотелось адски.

    Девушка, на правах хозяйки, развила бурную деятельность: набрала ведро воды в колодце, натаскала дров к печке, заправила и запустила дизельный генератор, стоявший у сарая. Вспыхнули лампочки во дворе и в доме. Даша всё это проделывала легко, играючи, не напрягаясь. Видно было, что дело привычное. Надо было, конечно, предложить ей помощь по хозяйству, но сил не было. Я засыпал, сидя на ступеньках крыльца, а Даша носилась мимо меня то с ведром воды, то с охапкой дров.

    И непрерывно говорила:
    - Вот он мой хутор. Нравится? Тут уютно у меня. И безопасно, мутанты сюда не лезут. И Носапурка нас теперь защищать будет. А ты первый раз в Зоне, да? Откуда ты знаешь про псевдособак и слепых псов? Они же за периметром не водятся. Или водятся? Нет же, они только здесь. Мутанты наружу выйти не могут, тут же вокруг колючая проволока и минные поля. И блокпосты с солдатами. Так откуда ты узнал?

    - О, это целая история, - я зевнул так, что аж хрустнуло что-то около уха. – В двух словах если: есть американский благотворительный фонд - Clean Sky Fund. «Чистое небо», если по-нашему. Они собрали туеву хучу пожертвований на спасение собак из чернобыльской Зоны отчуждения. Прикинь, американцам есть дело до этих беспризорных собак. Ну и они приехали сюда. Волонтеры. По-русски або на мове – ни в зуб ногой. Наняли местных, кого проводником, кого переводчиком. А я у них шофером был, платили хорошо. Костюм выдали специальный против радиации, респиратор там особо хитрый, очки, сапоги-перчатки. Всё дела. Короче, подготовленные ребята. Хотя, какие ребята, в основном бабы. Миль пардон, женщины. Загрузились в микроавтобус, поехали за собачками. Спасать, значит. По их расчетам, в Зоне примерно тысяча собак. Проект был рассчитан на 3 года, так что я удачно попал. Работу тут у нас найти непросто, да еще с такой оплатой. Ну, проехали блокпост, пропуска-разрешения и всё такое у них были чуть ли не из администрации президента. Нашего президента. Хотя, хрен их знает, может и от американского президента тоже. В общем, проехали без проблем. А дальше началось… Они с собой специального американского собачьего корма привезли в таких больших мешках, половина машины ими было заставлено. Твари, видать, учуяли. Отъехали мы от блокпоста метров триста, не больше. И тут на дорогу выскакивают псевдособаки и слепые чернобыльские псы. Я тогда не знал, конечно. Стая тех, стая других. С двух сторон. Бабы, пардон, женщины визжат, твари воют и бросаются прямо на микроавтобус. Одна такая, типа Носяпуры твоей, левое зеркало откусила в прыжке. Я по тормозам, конечно, развернулся на месте, как в кино. Сам не знал, что так умею. Ручник дернул, руль влево до упора, и газ в пол. Ну а с блокпоста нас солдаты прикрыли огнем из пулемётов и калашей. Полегло там тварей, вся дорога перед шлагбаумом была кровью залита метров на 50 вглубь Зоны. Шлагбаум я снес, а потом еще долбанул микроавтобус об будку, где проверку документов проходили. С испугу. Вояки вызвали вертолет, и дамочек эвакуировали в Киев. Пока вертолет ждали, я это всё и узнал. И про псевдособак, и про слепых чернобыльских псов. Солдаты сказали, что раньше эти твари так близко к блокпосту не показывались, на ЧАЭС и в Припяти, в основном, жили. Тогда-то я им поверил, что это случайные две стаи на окраине Зоны. А сейчас думаю, наврали мне. Специально это всё сделали, чтоб американцев напугать. Пустили нас без конвоя к мутантам в лапы. Короче, американцы проект «Собаки Чернобыля», так он назывался, свернули. Ну и понятно, что я остался без работы, а зарплату за прежние дни удержали на ремонт разбитой машины.

    - Так ты водитель? – обрадовалась Даша. – У меня тут машина есть неисправная. «Буханочка». За домом стоит, может посмотришь? Можно её починить? Или нет? У меня тут и инструменты есть разные.

    - Завтра, всё завтра. Засыпаю, сил нет.
    - Конечно-конечно, ложись спать. Там диван есть. А я пока самогонный аппарат включу, к утру нам свеженького сварит. И хабар разложу по ящикам, меня это вот прямо успокаивает – хабар сортировать. Там на столе колбаска есть и батон хлеба, если ты голодный. У меня еще есть, так что это всё тебе.

    - Спасиб, пожую. А курева нету?
    - Нет. Я не курю. И всем советую, вредная это привычка, для здоровья опасная. Опасная же, да? Опасная, точно. Я даже передачу специальную смотрела по телевизору. Очень опасная.

    Когда девушка, которая убивает мутантов ножом и обнимается с тварью из ночных кошмаров, говорит, что курить – опасная привычка, то это выглядит несколько странно. Мы могли только за сегодняшний день сдохнуть несколько раз. Курение если и убивает, то не так быстро, как мутанты. Так что тут вопрос спорный, что опаснее – сигареты или Носяпура.

    /продолжение следует/

  4. 4udik
    - Ну? – спросил Михалыч, закуривая на ходу.
    - Ложки гну, - на автомате ответил я. - Живой, грузимся.
    - Тормози, Семёнов! – шофер даже руки поднял вверх в характерном жесте. – Ты что?
    - Кому Семёнов, а кому – Игорь Олегович, - голос у меня стал стеклянным. Ненавижу, когда водилы лезут в дела врачебные.
    - Ладно, Игорь Олегович, - примирительно пробурчал Михалыч, - Ты ведь у нас недавно, так? А я тут уже 30 лет. И вот, что я тебе скажу: ментов надо вызывать.  Это вообще не наше дело, зря приехали.
    - В смысле, ментов? Он же живой.
    - Не догоняешь? Он оттуда! – Михалыч ткнул рукой себе за спину, в сторону ЧЗО.
    - И?
    - Сталкер. Понятно?
    - Да хоть Папа Римский, наше дело лечить. Я его наколол разным, но нужна операционная. Грузимся и погнали. Что за дискуссия?
    - Я не повезу.
    - Михалыч?
    - Не повезу, сказал. Да пусть хоть увольняют. Прошлый год третья бригада подобрала такого, так километров десять только проехали, как он у них прям в машине мутировать начал. Щупальцы выпустил, или что там у них. А докторица была – Светлана Васильевна, ты не знаешь, уволилась после того случая, так она его дефибриллятором по башке, откуда только сил столько взялось, она же пигалица, тебе по пояс, примерно.
    - Бред какой-то. Первый раз такое слышу. Да во всех газетах бы о таком написали и в телевизоре бы рассказывали с утра до вечера. Ты откуда такого набрался?
    - Так, скрывают. Государственная тайна. Это ж всё секретные разработки. Брось его, Игорь Олегович, звоним ментам и айда на базу.
    -Так, Михалыч. Кто старший в нашей бригаде, я или ты?
    -Ты.
    - «Вы», во-первых.
    - Вы, Игорь Олегович, - уныло пробубнил водитель, пряча глаза.
    - Носилки неси.
    Михалыч выматерился витиевато и многосложно. И пошел за носилками.
    Сталкер, значит. Понятно теперь, откуда такие раны. Как он только жив-то до сих пор? Раны даже не вчерашние, кое-где уже начали соединительной тканью затягиваться. И как он до сюда дополз? Значит, в сознании был и только здесь отключился? Или его дотащил кто и бросил? Да без разницы, главное, что жив, а остальное – поправим. Операционная в местной больничке нормальная, хирург отличный – вместе учились. Крупные сосуды не задеты, жизненно важные органы – тоже. Главное, чтоб перитонита не было, хотя, сейчас такие антибиотики, что и это не проблема.
    Дозиметр надо будет выпросить на бригаду, даже нечем сейчас замерить, сколько там зивертов. И противогаз. Или хоть респиратор толковый. Хотя, вряд ли дадут. Официально мы зону ЧЗО не обслуживаем, не наша вотчина. Я вообще не уверен, что обычная «скорая» выезжает в ЧЗО, там у них, наверняка, военные медики или еще что-то в этом роде. Никогда не вникал в это, повода не было. Про сталкеров, конечно, слышал, но, в основном, байки всякие. А вот так – чтоб живьём – это первый раз. Человек как человек, грязный только и небритый. В больших городах на каждой помойке таких сталкеров - хоть пруд пруди. Они у нас называются бомжами. Правда, наши бомжи бронежилетов не носят. Тут Михалыч верно смекнул, что к чему.
    Рядом брякнулись на землю носилки. Водитель смотрел в сторону и молчал. Да и пофигу. Мне ж с ним не детей крестить.
    - Взялись!
  5. 4udik
    Вечером у костра разговоры, разговоры.
    - И вот, когда мы прошли мимо шестой могилы Волка…
    - Алё, болезный! Ты сам подумай, как у одного Волка может быть шесть могил?
    - Так это только на Кордоне их шесть, а так-то по Зоне раскидано без счёту. Миха Карась как-то даже удумал перепись им устроить. Помните Миху? Отчаянный был, нихрена не боялся. Один ушел могилы считать. А я ему говорил, айда вместе. Но он упёртый был, нет -  и всё. Один двинул. Был человек – и нету, сгинул.
    - Да, судьба – загомонили у костра. – От судьбы не уйдёшь.
    - Ты с темы не съезжай, ты ответь мне, как у одного человека может быть столько могил?
    - Зона, брат. Тут и не такое бывает. Вот, помню, был случай…
    И опять разноголосье, хриплый смех. Дым папирос мешается с запахом полыни и дымом костра, в котелке кипит вода. Вроде всё тихо и мирно, но каждый прямо шкурой своей чувствует каждую минуту, что Зона наблюдает, следит, выбирает новую жертву. Никто даже на день вперед не загадывает, не любит этого Зона. Кто планы строил да рассказывал, как он из Зоны уйдёт миллионером – первыми погибли. Вот, казалось бы, Кордон – место тихое, понятное. Вояки под боком, рейды проводят, мутантов отстреливают. Да и сами мужики из деревни тоже зачистки устраивают время от времени. И мутантов-то на Кордоне, считай, что нету.  А толку? Отошел от костра пару шагов в темноту – и как не бывало. Ни вскрика, ни выстрела, ничего. Как корова языком. Иногда, правда, находят мужики трупы. Но лучше бы не находили. Словами не описать, до чего жутко.
    Поэтому «Ксюха» всегда под рукой, магазин примкнут, патрон в стволе. Только бы успеть с предохранителя снять, если… Если.
    Говорят, когда Волк был жив, спокойнее тут было. Он и рейды организовывал, и новичков учил, и сам живность отстреливал – только в путь. Нету теперь Волка. Только с полсотни могил от него осталось, если не врут бывалые.
    А это всего лишь Кордон, считай, что детский сад, ясельки. А что дальше на север творится – даже помыслить страшно. Но идут мужики, уходят на север. Группами уходят, все прожжённые, обстрелянные, не верящие ни в бога, ни в черта, надежные. Уверенные. Мало, кто возвращается. Этих сразу видно, глаза – как у больной собаки, молчат, в основном. Редко, когда по пьяни что расскажут, но лучше уж бы молчали. И ведь не понять, правда это или от ужаса человеку привиделось разное. Хотя, разве такое можно придумать? Никакой фантазии не хватит, чтоб вообразить, на что Зона способна. Поэтому верят им, верят каждому слову. Берут патронов побольше и тоже уходят. На север. На север.
    А вот зачем идут? Не принято про такое спрашивать. Хорошо, если просто отшутятся на твой вопрос, а могут и в ухо дать. Нельзя говорить, это у каждого своё, сокровенное. Вслух скажешь – не сбудется, сколько раз такое бывало. Поэтому, лучше в себе сберечь, промолчать. Зона дала смысл жизни, цель. Зона эту жизнь может и отнять, тут уж как повезёт. Можешь и на Кордоне ласты склеить, если такая твоя судьба, а можешь и до сердца Зоны дойти, а там… Нет, лучше даже не думать. Таить внутри, подспудно. И патронов побольше брать.
    Зона, брат.
    ------------------------------------