ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

— 1 —

Болотистая равнина совершенно безжизненна, погруженная в зеленоватые сумерки. А над горизонтом, расплываясь в ясном небе, разгорается жуткое, спектрально чистое зеленое зарево — неземная, нечеловеческая заря Зоны. И вот уже тяжело вываливается из-за черной гряды холмов разорванное на несколько неровных кусков раздутое зеленое солнце.

— Вот за этим я тоже сюда пришел… — сипло произносит Антон. Лицо его зеленоватое, как и у Профессора. Профессор молчит.

— Не туда смотрите, — раздается голос Виктора. — Вы сюда смотрите.

Антон и Профессор оборачиваются.

Внизу, под заброшенной автозаправкой, вздыбилась земля.  Как будто взрыв поднял в воздух камни вперемешку с черноземом, да так и замер. Выглядит жутковато. Да еще и в самом центре этой чертовщины как будто дрожит раскаленный воздух, искажая всё вокруг. И еще что-то такое. Нет, этого просто не может быть. А если смотреть достаточно долго… Нет, лучше отвести глаза. Не нужно этого видеть, не нужно.

Вероятно, это когда-то было человеком. Чёрт! Бедолагу вывернуло мехом наружу. И он тоже застыл в том мареве в полуметре над землёй.

— Это что за хрень? – одними губами шепчет Профессор и снимает очки, чтобы протереть их. Очки запотели то ли от утреннего тумана, то ли от выступивших на глазах Профессора слёз.

— Это? Аномалия. «Коготь» называется, — Виктор смотрит на парящие в воздухе останки человека безразлично, повидал и не такого. И добавляет зачем-то: — Опасная.

— Аномалия? Хм… Я их не так себе представлял. Вернее, вообще никак не представлял, — встревает в разговор Антон. – А правда, что они живые?

— Кто?

— Ну аномалии эти.

— А хрен их знает. Может, и живые. Научники своими приборами в них тыкают уже много лет, а нихрена понять не могут. Я вам так скажу, это совершенно без разницы, живые или неживые. Наше дело – держаться от них подальше. Они разные бывают, это еще не самый плохой вариант – ее хотя бы видно, жабу эту. А бывают невидимые. Вот эти – самые опасные.

— И как узнать? Если невидимая? – Профессор, нацепив очки, говорит уже своим обычным голосом, в котором даже проскакивают железные нотки привыкшего командовать человека.

— А болты на что? Берешь болт, бросаешь перед собой. Если всё норм – делаешь шаг. Бросаешь следующий болт. И так далее. Я же объяснял.

— Ага, теперь понимаю. Я-то поначалу подумал, что это метафора такая. Ну, когда ты сказал, что мы своими болтами будем прощупывать дорогу, я подумал... А, неважно.

 

Солнце поднимается выше и становится обычного цвета, восстановив свою сферическую форму. Трое идут по Зоне, время от времени бросая перед собой ржавые болты. Антон складывает в голове буквы в слова – начало нового романа: «Однажды я просто куда-то поперся…»

 

— 2 —

 

Профессор, дойдя до бочки, наполовину вросшей в землю, оглядывается по сторонам, бросает по болту вперед и вправо. Оборачивается. Прикрыв глаза от солнца, глядит на двоих позади себя.

— Можно, я закурю? А то ухи уже пухнут, – просит Антон.  
— Покуришь на «Скадовске», терпи.
— «Скадовск»? Это вот тот корабль?
— Крыса ты сухопутная, — беззлобно усмехается Виктор. – Кораблем можно назвать только военное судно, а «Скадовск» — сухогруз. Чувствуешь разницу?
— Что пеньком об сову, что совой об пенёк.
— Так, хорош базарить. Пошел!

Ссутулившись и втянув голову в плечи Антон бредёт к Профессору, загребая ногами высокую сухую траву. Видно, что ему страшно до судорог в животе. Ничего, поначалу все боятся. Это даже хорошо, что боятся. А вот потом наступает второй этап у каждого, кто пришел в Зону – этап, когда новичок начинает верить, что он особенный, и Зона его не тронет. Вроде как и все пули мимо, и аномалии не больно кусают и мутанты стороной обходят. Самый опасный момент, в это время большинство и погибает. Нет ничего хуже, чем поверить в то, что Зона к тебе добра. Это злобная сука, злобная и кровожадная.  Виктор не верил ни в бога, ни в черта, ни в судьбу, ни в удачу. А особенно он не верил в доброту Зоны. Может, потому и жив до сих пор?

Антон и Профессор стоят рядом, повернувшись к Виктору. Антон поднимает руку и машет призывно, дескать, путь свободен. Туристы, млять. Надо цену удвоить за свои услуги, думает Виктор, всматриваясь вперед, туда, где заслонила половину неба мёртвая железная туша болотного ледокола, как часто в шутку называли «Скадовск» другие сталкеры. Слишком тихо, нехороший знак.  Не, нельзя прямо идти, не пройдем мы прямо. И возвращаться нельзя, в Зоне никто не возвращается, не любит такого Зона. Вот ты только что прошел, всё чисто, вроде, а повернул назад, пару шагов сделал – и каюк. Насмотрелись, знаем.

 

Значит, идем вправо, через портовые краны.  Стоят, шеи свои жирафьи задрали в небо, огромные, неподвижные. Там в прошлый раз нормально пройти можно было, только Жгучего Пуха было много, откуда только эта дрянь берется.

Да, решено, идем через краны. И тут справа что-то блеснуло. Как будто солнечный зайчик. Мгновенье — и ничего. Виктор даже не успевает понять, откуда точно была вспышка.
— За ногу тебя шлёп! – с досадой бормочет Виктор себе под нос.

 

— 3 —

 

Сбросив свой рюкзак к ногам провожатых, Виктор вынимает из кармана штормовки пачку «Примы», спички и закуривает. Профессор смотрит выжидательно, а вот Антон сразу наливаться злостью — ощеривается в злобной ухмылке, спрашивает ядовито:
— Ты ж говорил, покурим на «Скадовске». Не?
— А всё, мужики, можно курить прямо здесь. Приехали. Конечная, — Виктор усаживается на землю.
— В смысле «приехали»? В каком смысле? — Профессор удивлён.
— В коромысле! Приехали — это значит, приехали. Сушите вёсла.

— Погоди, а как же «Скадовск»? Вот же он — рукой подать. Мы же туда шли.
— Не тупи, Антон, не тупи, брат. Это Зона. Тут прямых дорог нету, я же объяснял. Есть тропы, зачастую кривые и извилистые, но и они меняются постоянно. Где сегодня прошел, там завтра уже смерть ждет. И наоборот. А мы сейчас сядем на жопу ровно и будем ждать.

— Чего ждать? — оба провожатых хором.
— У моря погоды. Ждать будем, пока Зона знак подаст, укажет путь. Дискуссия окончена, садитесь, мужики, закуривайте.

А солнце уже почти в зените, ни облачка. И жарит так, как будто не октябрь, а середина лета. Тишина абсолютная, лишь слышно, как Антон копается в своем рюкзаке, чем-то позвякивая. Наконец он извлекает небольшой металлический термос, нестерпимо блестящий на солнце своими полированными боками. Открутив крышку и принюхавшись к содержимому, Антон говорит:
— Кофе робуста средней обжарки. С коньяком. Угощаю!
— С чем-чем? — поперхивается сигаретой Виктор.
— С коньяком. Армянский, 5 звезд, настоящий.
— Дай сюда!

Виктор выливает содержимое термоса в траву.

— Ты! Ты что творишь, гад?! — Антон взвивается с места с грацией кошки, но уже поздно. Кофе и коньяк впитала в себя сухая земля.

— Как в сухую землю, — задумчиво и тихо говорит Профессор.
— Антон, ты или тупой , или глухой, — Виктор совершенно спокойно протягивает обратно пустой термос. — Я же несколько раз сказал — никакого алкоголя. Говорил?
— Ну.
— Какие вопросы тогда? Профессор, я надеюсь, ты спиртного с собой не несешь?

Профессор молча лезет в свой рюкзачище, достал фигурную бутылку темного стекла, сковыривает жестяную пробку и выливает содержимое себе под ноги. Антон, глядя на это, тяжело вздыхает. В воздухе отчетливо пахнет спиртом.

— Олигофрены, млять! — обращаясь к небу, говорит Виктор.

 

— 4 —

 

Солнце превращается в бледно-малиновый шар, уже не обжигает и по всем признакам готовится упасть за край плоской Земли на западе. Три тела в высокой сухой траве раскинулись причудливым цветком. Профессор дремлет, положив голову на свой циклопический рюкзак, Антон пытается прикурить очередную сигарету, но зажигалка его лишь бессильно высекает слабые искры, не давая огня. Виктор ковыряет землю ножом, сосредоточенно и напряженно. Думает. Да так, что скрип его мозгов заглушает звуки чиркающей зажигалки.

 

Тут-то всё и происходит.

От сгоревшего хутора, что чернеет на соседнем холме, приходит это. Просто как легкое касание майского ветра, наполненного запахом грозы и цветущей сливы. Как тихая мелодия старинной песни, которую ты слышал сотни раз, но не можешь вспомнить слов, хоть музыка родная до боли. Как воспоминание о детстве. Нет, любое сравнение не годится, чтобы описать это.

 

— Зеньки вниз! Мордой в пол! – орёт Виктор и пинает спящего Профессора в бок.

Но поздно. Антон смотрит во все глаза на то, что приближается к ним. Лицо его озаряется счастливой улыбкой, как будто он видит свою возлюбленную или своё любимое дитя.

— Не шевелись! Не смотри! Мордой в пол! Мордой в пол! – орёт сталкер, лежа лицом вниз и прижимая рукой к земле голову Профессора, который спросонок ни черта не понимает и всё норовит встать.

Антон поднимается, выпустив из рук ненужную ему уже зажигалку, и делает шаг вперёд.

— Назад, дебил! Мордой в пол! – рычит Виктор снизу, но Антон его уже не слышит.

 

Со стороны это выглядит, наверное, даже забавно, когда один из троицы вдруг галопом рванулся вперёд, зацепился за камень, упал, поднялся и продолжил свой бег к одному ему видимой цели. Да только нет никого, кто смотрит на это со стороны.

Антон, всё ускоряясь, бежит, раскинув руки навстречу…  Навстречу чему? Об этом он уже не расскажет, не объяснит, что или кого увидал там, вдалеке.

Звук был такой, как будто гигантский строительный степлер делает своё «Хрусть!»

На месте бегущего человека остается безобразная черная маслянистая клякса, которая еще некоторое время двигается, прежде чем упасть в траву.

 

Тишина нескончаема.

Виктор перекатывается на спину и бессмысленно смотрит в пустое небо.

— Что это было? – хриплым шепотом спрашивает Профессор, не осмеливаясь поднять голову и продолжая смотреть в сплетение травяных корневищ.  

— Зона это была. Зона, понимаешь? Сука! Ненавижу! Тварь! Жаба ненасытная! – выдыхает сталкер с надрывом. Бьет ладонями по земле, еще и еще.

— Вы нам о таком не рассказывали, — внезапно переходя на «вы», бурчит Профессор.

— Если всё рассказывать, чего тут случается, человеческой жизни не хватит, чтоб дослушать до конца. Я вам главное сказал – слушаться меня беспрекословно. Говорю «стой», вы стоите, говорю «ложись», вы падаете там, где стояли. Хоть в лужу, хоть в дерьмо свинячье. Да что толку теперь? Был человек – и нет человека. Сука! А так всё хорошо начиналось.

— Что теперь?

— Теперь идем на «Скадовск», путь свободен. Открыла нам Зона калиточку, пропускает, курва. Играет она нами, игрушки мы для неё. Забавляется как кошка с мышкой.

— Теперь безопасно? – не может поверить Профессор, продолжаясь прижиматься лицом к земле.

— Да, безопасно.

 

— 5 —

 

Виктор широко шагает, глядя прямо перед собой. За ним семенит Профессор, поминутно озираясь и бросая болты то в стороны, то вперед.

Солнце стремительно падает к горизонту – неуловимой границе, где твердь небесная соприкасается с твердью земной.

— Ходу, Профессор, ходу! Ночью тут чёрт-те что творится, надо успеть засветло.

Огромная ржавая корма сухогруза уже закрывает всё небо над их головами, циклопический гребной винт торчит из земли наполовину. С кормы свисает ржавое мочало, которое как бы колышется на ветру, да вот только никакого ветра нет.

 

Двое мужчин сворачивают левее и идут вдоль левого борта, в котором зияют огромные дыры. Часть обшивки содрана, оголённые железные ребра делают «Скадовск» похожим на сказочную рыбу-кит. Отовсюду свисает мерзкое оранжевое мочало, его всё больше.

— Вот же пакость, — ворчит Виктор. – Осторожно, Профессор, это дрянь обжигает. Может и одежду, и обувь насквозь прожечь, а уж тело человека – с лёгкостью. Не знаю, как по-научному это растение называется, мы это зовём Жгучим Пухом.
— Уснея лонгиссима.
— Чего? – обернулся Виктор.
— Я говорю, по-научному это называется «уснея лонгиссима». Только это не растение, это лишайник.
— О как!
— Я могу объяснить, в чем отличие лишайников от растений.
— Нафиг надо. Мне эта вся ботаника до звезды. Главное – знать, что опасно, а что безопасно. Всё остальное несущественно.
— Понимаю. Многие знания – многие печали.
— Ась?
— Ничего, это я так.

— Под ноги смотри, Профессор, и наверх. Чтоб не вляпаться.  Тут аккуратнее надо. Наросло дряни, не было такого раньше.

 

«Скадовск» встречает их молчанием. Когда Виктор открывает огромную гермодверь и засовывает голову внутрь, оглядывая помещение, он видит полное запустение. Сухогруз необитаем, брошен, забыт. На пустых грубо сколоченных столах лежит пыли на два пальца. Углы импровизированного сталкерского бара заросли как паутиной этой самой уснеей, прости госспади, лонгиссимой.

— Эй! – безо всякой надежды кричит Виктор. – Есть кто живой?

 

Снаружи сухогруза падает ночь, в этих местах она сменяет день мгновенно, не бывает ни вечера, ни сумерек, ничего. Сразу тьма, звезды с кулак размером, и луна цвета швейцарского сыра в полнеба.

Два странника пытаются пристроиться на ночлег в чреве железной рыбины, выброшенной из привычной водной среды на берег. Гулкое эхо от их шагов гуляет по «Скадовску» сверху донизу, свет фонариков лишь выхватывает из тьмы небольшие фрагменты внутреннего устройства сухогруза. Найдя что-то вроде каюты для экипажа, они растягиваются прямо в одежде на панцирных сетках двухъярусных коек, сбросив рюкзаки.

— Ты говорил, тут сталкерский лагерь. А тут нет никого. И, похоже, давно нет, — недоумевает Профессор.
— Сам в непонятках. Месяц назад я тут был, всё было ровно. Борода баром заведовал, народу было море. Считай, это почти центр Зоны, последнее безопасное место, где можно спокойно отоспаться и поторговать. Дальше на север если – туши свет. Там уже не забалуешься. А глубоко в Зоне вообще спать нельзя — можно и не проснуться.
— И куда все могли уйти?
— Не знаю, говорю же. Главное, зачем? Зачем уходить? Единственное безопасное место в округе.
— Может быть... Я не знаю точно, но, может быть, оно перестало быть безопасным? А, Виктор?
— Профессор, я ж говорю, не знаю. Значит, я не знаю. Толку гадать? Надо поспать, пока есть такая возможность. Утро вечера мудренее, утром будем думать, куда дальше.
— По очереди будем спать? Один спит, а второй охрану несет, да?
— Нахрена такие сложности, Профессор?
— Ну, мало ли...
— Я тебе русским по белому говорю, что место безопасное. Понимаешь? Сам сухогруз как бы противостоит Зоне, защищает тех, кто внутри. Зона его пытается обглодать снаружи, но нихрена у нее не выходит. А уж внутрь проникнуть она не может от слова «совсем».
— А Жгучий пух как же? Я видел, внизу он растет. Там, где комната с баром.
— Уснея твоя? Так это ж трава, просто трава. Только жгучая. Вроде крапивы. Это не Зона, не ссы.
— А если...
— Профессор, ты реально заколебал уже. Не можешь спать, тогда просто лежи молча. А я спать буду. Когда еще такой случай подвернётся.

 

Вскоре металл бортов сухогруза начинает дрожать от молодецкого храпа Виктора. Через время засыпает и Профессор. Создание рук человеческих – сухогруз «Скадовск» — хранит своих постояльцев от бед, скрывает от всевидящего ока Зоны. Если у нее, конечно, есть такое око.

 

— 6 —

 

Профессор разлепил глаза, перед ним стояла барышня в странном комбинезоне и с оружием. Кажется, это был американский штурмовой карабин M4. Направлено оружие было прямо в лоб Профессору.

Профессор закрыл глаза, досчитал до десяти, открыл. Барышня не исчезла. Ствол тоже.

— Виктор… — просипел Профессор и скосил глаза влево. Койка была пуста.

— Ну что, завалил службу, зёма? – обернулась барышня к обрезу двери, в котором появился голый по пояс Виктор. Вероятно, он вышел по зову природы. Отлить, то есть. Ну и умылся заодно. Волосы его были мокры, капли блестели на лице и на груди.

— Какие люди! Зима, ты?

— Конечно я. А ты кого тут ожидал увидеть? Индиру Ганди?

 

Профессор попытался аккуратно отодвинуть дуло винтовки от своей головы.

— Кх-м.м. э… уважаемая, можно в меня стволом не тыкать?

— Ты кто такой, дядя? – спросила барышня грозно, продолжая держать оружие у головы Профессора.

— Это со мной! – быстро сказал Виктор и встал между ними. – Спокойно, Зима, спокойно. Тут все свои, все друзья и товарищи.

— Тамбовский волк тебе товарищ, Витя. Ты чего тут забыл?

— Дык. Вот. Веду человека. Ты ж знаешь, чем я на жизнь зарабатываю. Людей вожу в Зону.

— С тобой всё ясно, Витя. А это что за крендель?

— Позвольте представиться, — Профессор сел на койке, стараясь не обращать внимание на оружие, до сих пор направленное ему между глаз, — Меня зовут Инно…

— Профессор. Его зовут Профессор, — быстро перебил Виктор. – Познакомьтесь. Зима, это Профессор. Профессор, это Зима. Мир!

— Профессор, значит… — протянула девушка. – Не похож ты на профессора. Что я, профессоров не видала, что ли? На кого работаешь, дядя? СВР, ФСБ, ЦРУ, МИ6, СБУ?

— Спокойно, Зима, спокойно. Мы тут просто отдохнули и сейчас уйдём. Он тебя не видел, ты – его. Нормально так будет?

— Он тебе кто, Витя? Родственник? Чё ты за него вписался? Продаст он тебя, Витя, при первой возможности продаст. Ты, может, и хороший проводник по Зоне, а вот в людях ты ни черта не разбираешься.

— Зима-зимушка, отпусти ты его, Христа ради. Разойдемся, как в море корабли. Бортами.

 

Девушка опустила оружие. Виктор облегченно выдохнул. Профессор не мог поверить, что всё это всерьез:

— Если вы мне не верите, я могу показать документы.

— Документы? Хех! – хмыкнула девушка и потрясла головой. – Дядя, ты вокруг посмотри. Это Зона, дядя, какие, к чёрту, документы. Я тебя насквозь вижу и еще на два метра вглубь земли под тобой. Нафиг мне не упёрлись твои документы. Если бы не Витя, шлёпнула бы тебя не задумываясь.

— Вы… — голос Профессора дрогнул. – Вы это серьезно?

— Так, брейк! Стоп! — вмешался Виктор. – Хватит, Зима, его пугать. Скажи лучше, куда все подевались со «Скадовска». Где Борода? Где все?

— Ты не знаешь?

— Не знаю. Стал бы я спрашивать, если б знал.

— Гон был.

— Я не расслышал, — встрял Профессор. – Вы сказали «гон» или «гонг»?

— Гон мутантов, дядя. Слыхал про такое? Нет? Верно, откуда бы тебе… А ты, Витя, должен был слышать. Или как?

— Откуда, Зима? Я всего сутки в Зоне, а на Большую землю, сама знаешь, про Зону ничего не просачивается. Как будто и нет ее. Это когда она только возникла, во всех газетах и по телевизору с утра до вечера: Зона, Зона, Зона то, Зона сё. А сейчас – молчат как рыба об лёд.

— Ну я не знаю, может, встретил кого из наших.

— Веришь, мать, ты - первая, кого я из вольных сталкеров вижу.

— Я тебе не мать. И не сестра. И ты мне никто, и звать тебя никак. Я понятно объясняю, Витя?

— Понятнее некуда. Так мы пойдём?

— Куда?

— По делам своим, Зимушка.

— Никто никуда не идёт. Вы двое мне поможете кое в чем. А уж после – скатертью по жопе на все четыре стороны. Вопросы?

— А мы можем отказаться? – подал голос Профессор. Немедленно ствол штурмовой винтовки оказался у его лица. Был слышен щелчок предохранителя.

— Вопросов больше не имею, — пискнул Профессор совсем уже жалобно.

 

— 7 —

 

Чуть позже они уже втроем сидели внизу, в баре за одним столом. Нехитрая снедь украшала их скромный завтрак. На двух кирпичах стоял в углу закопченный чайник, под ним горело несколько таблеток сухого топлива. Чайник булькал.

— Железный Лес, — рассказывала Зима. – Там нашла.

— Быть того не может, — Виктор рубанул по столу ребром ладони. – Там всё сквозь мелкое сито просеяно сотни раз. Я сам лично там искал, до того, как… Нет там ничего, давно нет.

— А ты поверь, Витюня. Вот как тебя сейчас, своими собственными глазами.

— Как, вы сказали, это называется? – встрял в разговор Профессор.

— Кто первый находит новый арт, тот и имя даёт. Я назвала эту штуку «Железный Блеск».

— Охренеть, до чего оригинальное название! Железный Блеск из Железного Леса, — ехидно подначил Виктор.

— Кто бы говорил, Витя, кто бы говорил, — Зима на укол не отреагировала. – Сам-то, а? Кто назвал «Батарейку» батарейкой? Вот уж где фонтан фантазии, да, Витёк?

— Вы про «этак»? – опять встрял Профессор.

— Про этак, про этак.

— Так это Виктор первый «этак» нашел? – совершенно неподдельно изумился Профессор.

— А что, на родине героя не воздвигли бюст из чистого золота по этому случаю? – Зима была сама язвительность. Виктор просто отмахнулся:

— Короче, Зима. Мы тебе поможем. Только у нас ни оружия, ни брони.

— На кой тебе оружие, Витя? В кого ты там стрелять собрался? В электры? А вот с броней я подсоблю. В цехах подстанции, ты же знаешь, где это? Я так и думала. Там наймы заныкали ящик с нормальными комбезами. Когда бежали от гона, то всё там бросили. А я нашла. Так что за броню не переживай.

— Ну хорошо. А детектор?

— Детектор есть. «Сварог». Не хухры-мухры. А то как бы я тот арт нашла?

— Тоже верно. Никак.

— Вы меня извините, конечно, но я не могу понять, зачем мы с Виктором вам нужны? У вас есть детектор артефактов, есть специальный защитный комбинезон, необходимые навыки и вы точно знаете место. Мы-то вам зачем? Пришли бы и забрали артефакт сами, без нас.

— Он у нас такой дурак по субботам или как? – спросила Зима, глядя на Профессора с недоброй усмешкой. Ее глаза стремительно меняли цвет с карих на серые. Виктор знал, что это дурной знак, и поспешил погасить конфликт:

— Он первый раз в Зоне, Зима. Ничего не знает. Ты себя вспомни, какой ты была в самом начале. Тебя везде за ручку водили. Вот и он точно такой. Новичок зелёный.

 

Винтовка девушки стояла у стола, не M4, как оказалось, а M16A4. Зима была выше своего оружия раза в полтора. То есть, если винтовка была длиной в метр, то в грозной барышне было метр шестьдесят или около того. Рядом с двухметровым Виктором она выглядела хрупкой, но это было очень обманчивое впечатление. Профессор сразу смекнул, что характер девушки тверже инструментальной стали, а убить человека ей всё равно, что высморкаться. Так что ее внешняя хрупкость была ее секретным оружием и маскировкой. И, вероятно, это стоило жизни не одному бандиту или мародёру. В свете двух фонариков и одного самодельного светильника нельзя было понять, какого цвета глаза Зимы. То карие, то серые, то что-то между. Причем, цвет зависел от того, злится девушка или нет.

 

— Значит, повторим, — уже спокойно сказала Зима. – Сейчас вы дуете на цеха подстанции и забираете комбезы. Ящик внутри маленькой пристройки, там заблудиться негде. Встречаемся в Железном Лесу.

— Ты, разве, не с нами? – спросил Виктор огорченно.

— Надо еще кое-куда заскочить. А ты что, дорогу сам не найдёшь?

— Извините, а вы не боитесь, что мы просто сбежим? – опять встрял Профессор.

— Ой, зря я его сразу не грохнула. Вдвоем бы управились. А ведь не поздно прямо сейчас его пристрелить, да, Витя?

— Спокойно, Зима, спокойно. Никто ни в кого не стреляет. Наш дорогой Профессор пока еще не знает, что сбежать в Зоне — это как с подводной лодки. Постепенно он все премудрости освоит. Не дави на него, Зимушка.

— Лады, Витя. Чайник уже час кипит, разливай давай. Да и приступим, чего титьки мять.

 

— 8 —

 

Небо затянуто тучами, моросит не то что мелкий дождь, скорее, какая-то мокрая пелена просто висит в воздухе. Видно метров на 20, не больше. Три фигуры в защитных научных скафандрах стоят между часто натыканных высоковольтных столбов – это и есть тот самый Железный Лес. Электроподстанция. Куча трансформаторов и прочего электрооборудования. И «электры». Электрические аномалии. Они повсюду – искрятся на земле и в воздухе, на столбах, на проводах, а одна даже забралась вовнутрь трансформатора. В воздухе ощутимо пахнет озоном. Каждая капля дождя рождает маленькую молнию, столкнувшись с электрой.

 

Посреди этого аномального поля в плотном кольце из электр лежит артефакт. Размером с бутылку водки. И формой напоминает поллитровку. И внутри у него как будто что-то жидкое. Артефакт полупрозрачен и переливается голубоватым электрическим светом. И не понятно, сам ли он светится, или это окружающие электры отбрасывают на него свое сияние. Одна из фигур в комбезах держит в руке хитрый прибор – детектор артефактов, а затем прибор выключает и возвращает к себе на пояс. В то же мгновение арт исчезает, как будто его и не было.

 

Шлемы глушат голоса.

— Ну? Веришь теперь, Витя?

— Никогда бы не поверил, если б не своими глазами.

— Это он! – говорит Профессор. – Это точно он, Виктор! Я вам говорил, что он так должен выглядеть, именно так. Невероятно, насколько мы точно угадали.

— Витя, он про чего?

— Зима, понимаешь, он за этим артом и пришел в Зону. Только не знал, где его искать. Хотел поиски начать с центра Зоны, от Генераторов, примерно. А этот арт тут, на Затоне. Кто бы мог подумать! Вот свезло, так свезло.

— Арт мой. Точка, — голос Зимы стал стальным.

— Я готов купить его у вас, — Профессор аж подпрыгивает от нетерпения. – За любые деньги. Любая сумма, которую вы сможете вообразить. Наличными. В любой валюте.

— Не продаётся, — жестко отрезает девушка.

— Разве сталкеры ищут артефакты не для продажи? – Профессор явно обескуражен.

— Для продажи, конечно, — вступает Виктор. – Зима, ты чего? Продай.

— Витя, а ты ведь не знаешь, что это такое, да?

— Арт.

— Свойства его какие? Этого ты не знаешь.

— Не знаю.

— А твой дружок знает — вот этот «Прохфессор кислых щей». Ты спроси его, спроси.

— Профессор?

— Я точно не уверен, — начинает мямлить Профессор, — Мы вычислили методом квадратичных приближений и экстраполяцией альфа-функции на массив данных, доступный нам. Это всё очень приблизительно…

— Короче, Склифосовский!

— Артефакт дарует бессмертие. Физическое бессмертие, понимаете?

— Чего-о-о? – Виктор поворачивается к Зиме. – Это правда?

— Ага! – весело и звонко отвечает девушка.

— Ты сама-то откуда знаешь, мать? — не верит Виктор.

— От верблюда, естественно. Сахаров рассказал, кто ж еще. Ну и на Большую землю сразу стуканул он же, само собой. Только я ему место не сказала. Квадратичные приближения, как же. Держи карман шире. Сахаров работает, наверное, на все разведки мира одновременно. Не удивлюсь, если завтра тут начнут высаживаться военные десанты с вертолётов десятка стран. А может, и сотни.

— Ну и кто это у нас решил стать бессмертным? Да еще и за любую сумму в любой валюте наличными? – Виктор оборачивается к Профессору.

Вместо Профессора отвечает Зима:

— А ты напряги свой мозжечок, Витюня. Хоть раз в жизни.

— Да понял я уже, понял. Не дурак уже совсем. И что теперь, мать?

— Не мать я тебе, Витя. Сколько можно повторять. Еще раз матерью назовешь, получишь по лбу. Не обижайся тогда.

— Извини, привычка дурацкая. Не могу я тебя «Зимой» называть, прям язык к нёбу присыхает. Давай, буду звать тебя принцессой?

— Это еще хуже.

— Ну а как?

— По имени.

— Разрешаешь?

— Выхода у меня нет, Витя.

— Хорошо, Нюша.

— Ты издеваешься? А в ухо?

— Ладно, не кипятись, Ань.

— Кому «Ань», а кому — Анна Николаевна.

— С этим разобрались, Анна Николаевна. Что с артом делать?

— Арт оставлять тут нельзя, найдут. Если я нашла, так и другие найдут. Детектор у меня от Сахарова, с новой прошивкой и какими-то наворотами. Сделал один, сделает и сотню таких, если понадобится. А он сделает, если нужные люди его попросят. А они попросят. Вежливо попросят, Витя.

— Ты к чему ведешь, Ань?

— Я его заберу. И никто его не найдет больше. Тебе не надо знать, как и что. А твоему дружку – тем более. Веришь мне, Витя?

— Тебе – верю.

— А я не верю, — подаёт голос Профессор.

— Тебя никто не спрашивает, — жестко осаживает Зима. – Ты тут никто, и звать тебя никак. Отмычка ты обыкновенная. А теперь, Профессор, или как там тебя, полезай в аномалию. Сейчас твоя жизнь зависит от того, достанешь ты арт или нет.

Девушка поднимает свою винтовку и прицеливается в голову Профессора:

— Бегом!

 

— 9 —

 

Дождь усилился, всё вокруг заискрилось от маленьких молний. Некоторые из них свивались в жгуты, тянули свои хвосты к проводам, к большим лужам, к человеку в защитном скафандре, который стоял, подняв одну ногу, и выбирал место для следующего шага.

Забрало его шлема запотело изнутри, вероятно, человек сильно нервничает и потеет от страха.

— Стой!

Человек так и замер на одной ноге, не решаясь пошевелиться.

А чуть поодаль за его спиной спорят двое. Тоже в защитных скафандрах, только шлемы у этих двоих не надеты.

— Ты – дура!
— Я не дура!
— Нет, ты – дура!
— Сам дурак!
— Обоснуй?
— Сам обоснуй!
— Он — сталкер!
— Он не сталкер!
— Он — сталкер, а ты – дура!

Человек, стоящий на одной ноге, подал голос:
— Можно, я ногу опущу?
— Чего? – спросила одна фигура вдали.
— Кого? – синхронно спросила другая.
— Ногу. Нога у меня затекла, я так долго не простою. Можно?

Одна из фигур махнула рукой, дескать, опускай ты свою ногу куда хочешь, не до тебя сейчас.

— Он видит арт, так? – настаивал Виктор.
— Не известно, что он видит. Мы не знаем, что он конкретно видит. С чего ты решил, что он — сталкер?
— Что будет, Ань, когда он поднимет арт?
— Ничего не будет. Поднимет и принесет сюда.
— С мягким знаком! Принесёт аж два раза, ага. Он станет бессмертным. Об этом ты подумала? Нет, конечно, не подумала. Потому, что ты – дура. Бессмертным, понимаешь?
— С какого перепугу?
— Потому, что он – сталкер.
— Да с чего ты взял?
— Эй, Профессор! – Виктор махнул рукой призывно. – Возвращайся!

— Алё, Витюня? Тут команды отдаю я, — Зима перенесла прицел с головы Профессора на голову Виктора.
— Спокойно, без пены, Аня. Просто спросим, что он видит. Окей? Просто спросим.

Профессор брёл к ним поникший, жалкий. Комбез блестел от дождевой воды, обзорное бронированное стекло шлема из полиметилметакрилата стало белесовато-непрозрачным.

— Слышь, дядя, а расскажи нам, что ты видишь, когда я включаю детектор? – Зима снова направила ствол на голову Профессора.
— Бутылку вижу. Бутылку водки. Без этикетки. Лежит на боку. Внутри что-то светящееся, голубое пламя, вроде как.
— Ёперный театр! – выругалась Зима.
— Я же говорил, ты – дура.
— Не беси меня, Витя! Я ведь могу и прикладом по портрету. Не посмотрю на то, что ты мой бывший учитель.
— Учитель? – снова изумился Профессор.
— Проехали, — ответила девушка уже спокойно. – Ладно, это мы выяснили. Он сталкер. Что дальше, Вить?
— Я пойду.
— Никуда ты не пойдешь, Витя. Если ты станешь бессмертным, мне это тоже нифига не улыбается. Проще всего шлепнуть вас двоих прямо тут и прямо сейчас.
— Я его выпинаю к твоим ногам, в руки брать не стану.
— И я должна тебе поверить? Тебе?

— А какие у тебя есть еще варианты, Зима?
— Первый вариант – пристрелить вас обоих прямо сейчас.
— Дерьмовый вариант. Пристрелишь нас, а дальше? Сама полезешь? А сможешь? Уверена, девочка?

— Пф-ф-ф... Других отмычек поищу. Вас же нашла.

— А вертолёты, Аня? Военные вертолёты с десантом. Они ведь уже летят. Ты это знаешь, летят. И скоро будут здесь. Странно, что их нет до сих пор, мы тут уже сутки, значит, знают об этом арте уже примерно все. Успеешь найти новых отмычек до высадки десанта? После гона, когда тут ни одной живой души не осталось. Успеешь?

— Чёрт! Чёрт! Чёрт! — выругалась барышня.

 

— 10 —

 

Дождь закончился внезапно. Как будто в облаках просто закрыли вентиль на трубе, из которой лился дождевой поток. Тучи поменяли свой цвет с чёрно-синего на багровый. С неба спускалась тишина и давила, пригибала, придавливала к земле. Двое сидели на мокром асфальте, привалившись к опоре высоковольтного столба и сняв шлемы. Третий человек с оружием стоял чуть поодаль и держал этих двоих на прицеле.

— Только сталкер может найти артефакт, увидеть его, взять и принести в мир людей, — объяснял Виктор.
— В смысле, «только сталкер»? Чего там видеть? Включил сканер-детектор, подошел к точке, куда стрелка на экране указывает, артефакт сам к тебе в руки выпрыгнет. Не высшая математика. Темнишь, Виктор? — Профессор снял очки, протёр их и водрузил обратно на нос.

— Вот тут — самая интересная часть Марлезонского балета. В первые годы после появления Зоны никаких детекторов и сканеров не было. Сталкеры просто видели артефакты, как валяющиеся там и сям предметы. Или парящие над землёй. Или прыгающие. Светящиеся. Теплые. И сталкеры их подбирали. Несли барыгам—перекупщикам, ученым, коллекционерам, шпионам разных государств, тем же военным. Много тут желающих, заполучить подарки Зоны. Когда сталкер уже подобрал артефакт, тот становится виден всем людям, понимаешь? Сталкеры – это как бы проводники, они проявляют артефакт в наш мир, как бы вытаскивают их из... не знаю, из чего. Из другого измерения, из другой Вселенной, из другого времени?

И именно тот факт, что арт побывал в руках у сталкера, этот арт активирует, как бы пробуждает. Ученые много лет бьются, пытаясь понять это, ни хрена не поняли. Факт в том, что обычные люди артефактов не видят до тех пор, пока те не побывают в руках сталкеров. Хоть обвешайся сканерами и детекторами с ног до головы — не увидишь. А сталкер просто видит. Чувствует. И никто, кроме сталкеров, не видит, что артефакты светятся, не чувствует, что они тёплые. Не видит, какие они красивые. Для остальных людей это черные куски непонятно чего. То ли куски камня, то ли металла. Холодные. Я со многими беседовал обычными людьми, никто из них не видит сияния и красоты артефактов.

 

— Большего бреда не слышал я в своей жизни, — Профессор даже повысил голос от возмущения: — Как сталкеры связаны с Зоной? Никак! Мухи – отдельно, котлеты – отдельно. Как сталкеры могут что-то «проявлять», а уж тем более – «вытаскивать из другой Вселенной»? Они же просто люди, потомки обезьян. Обезьяны, которые таскают каштаны из огня, не понимая ни сути огня, ни сути каштанов.

 

— Зона, брат. Тут и не такие чудеса случаются. Короче, нет сталкеров — нет артефактов. Думаешь, почему бандюки или наемники, или вояки артефакты не собирают? Не видят они их. Не чувствуют. Да 99% людей в Зоне артефакты найти в принципе не способны. Такая вот арифметика. А может, и все 99.9%, я точных цифр не знаю. Сидорович, есть тут такой кровосос на Кордоне, каждому новичку даёт одно и то же первое задание — найти какой-нибудь артефакт. Это проверка. Проверяет Сидор, есть у новичка этот талант — быть сталкером, или тот просто погулять вышел. Большинство проверку не проходят. И заранее нельзя определить, кто станет сталкером, а кто — нет. Это что-то врожденное. Только в момент нахождения артефакта это и можно понять. Вояки и научники поначалу пытались роботов приспособить, чтоб артефакты добывать. Делали машинки такие небольшие, туда сканеров и детекторов напихивали разных целую кучу, манипулятор был для захвата объектов, контейнеры для хранения свинцовые, дистанционное управление, искусственный интеллект и все дела. Японские разработки. Запустили пять, кажется, таких роботов разом. И все пять гробанулись в аномалиях в течение первых суток, ни одного артефакта так и не найдя. А собрали они в свои свинцовые контейнеры всякий мусор — камни, железяки какие-то. Вот тебе и искусственный интеллект. На этом опыт с роботами и закончился. Денег на это потратили – караул просто! Мне Сахаров рассказал эту историю, он тогда научным руководителем был в этом проекте.

 

— Да-да, — откликнулся Профессор. – Был такой проект. «Ящик Пандоры» назывался. Я читал отчеты. Только там было написано «ввиду неустранимых изъянов в конструкции сканирующей схемотехники».

 

— Схемотехники? Смешно. Угу, – Виктор продолжил: — Потом решили военных сталкеров делать. Набрали добровольцев среди вояк-контрактников и стали их натаскивать на поиск артефактов. Вольных сталкеров в учителя наняли. Меня наняли, в том числе. Платили щедро. Да только толку — ноль. Хорошо, если 1 из 50 мог найти артефакт, это еще, считай, повезло. Научить этому нельзя. Это как цвет глаз, ты с этим рождаешься. Ты либо сталкер, либо нет. Военсталки и сейчас работают в Зоне, да только мало их. Вот поэтому вояки пропускают в Зону всех подряд, чтобы здесь Зона сама выявила настоящих сталкеров. А ты думал, почему мы сюда так легко просочились через все кордоны, блокпосты и заграждения? Думал, везучие мы? Думал, я тайные тропы знаю? Они специально всех пропускают, кто сюда рвётся. А когда сталкер проявит себя, он без работы и денег не останется. Это ты, думаю, уже понял. И будь уверен, что и вояки и СБУ за каждым настоящим сталкером пристально наблюдают. На каждого из нас досье есть с грифом «совершенно секретно», я уверен, в сейфе в Аскольдовом переулке. И на Лубянке. И в Лэнгли. И на набережной Альберта. И еще бог знает где.

— Получается, что сталкеры – это мутанты? – удивился Профессор.

— Скорее, другой вид человека. Игра генов и всё такое.

— Погодите, Виктор Натанович, это же Нобелевка! Почему нет ни одной публикации в научной прессе? Это же прорыв в мировой науке. Новый вид человека — Хомо сталкерус! И не ископаемые останки, из которых ДНК фиг выделишь, а вполне себе живые представители прямо сейчас. Генетики должны за ДНК каждого сталкера охотиться, чтоб найти нужный ген или группу генов. Почему этого нет?

— Виктор, просто Виктор. И на «ты», ок? Я же сказал, что всё идёт под грифом «совершенно секретно». Я уверен, что в тайных лабораториях исследования ведутся, сталкеров изучают. И тех, кто добровольно выразил желание сотрудничать с властями, и тех – кого силой похитили. Исчезают сталкеры. И тут, и на Большой земле. Да так, что как корова языком. Будто и не было никогда человека.

— Да, я понимаю. Подождите. Выходит, я сейчас стал сталкером?
— И сейчас, и всегда. С рождения. Это врожденное. И до конца дней своих, — Виктор едва удержался от того, чтобы добавить «аминь».

 

Внезапно все трое подпрыгнули на месте. В их комбезах включилась система аварийного оповещения и сквозь помехи далёкий хриплый голос прокричал:

— Ахтунг! Пидоры высадили десант на ЧАЭС! Полсотни рыл с тяжелым оружием, десяток вертух. Тикайте, хлопцы! Все — по норам!

И опять всё стихло.
— Началось, — выдохнул Виктор.

 

— 11 —

 

С облаками над их головой творилось какое-то непотребство: те начали выстраиваться в высоченные башни, а цветом стали оранжевым. Даже не оранжевым, а лососевым. Между облаками проступило совершено черничное небо. Ветер зашумел в кронах далеких деревьев, отдельные порывы начали путаться в высоковольтных проводах, стряхивая «электры», те обиженно искрили.

 

Зима подходила к двоим сидящим на асфальте мужчинам медленно. Выпуклое стекло гермошлема искажало пропорции, серые глазищи девушки сделались в половину лица. Зима переводила взгляд с одного на другого и кусала нижнюю губу, синхронно с ее взглядом метался и ствол штурмовой винтовки.

— Она нас убьёт? – не отрывая взгляд от блуждающего дульного среза, спросил Профессор почти шёпотом.
— До сих пор есть сомнения? – вопросом на вопрос так же тихо ответил Виктор. А затем в полный голос спросил:
— Слышала, Нюта? Десант.
— Не глухая, — голос девушки оцарапал уши, как будто куском стали ударили по стальному же листу.
— Ну и?
— Это важнее всего, понимаешь? Uber alles. Это важнее моей жизни, твоей и, уж тем более, его. Можешь ты это понять?
— Нешто я да не пойму? При моём-то при уму, — попытался пошутить Виктор, но вышло не очень.
— Ты со мной, Витя?
— До края плоской Земли, Ань! Что за вопрос. Конечно, я с тобой.
— Значит, скрипач не нужен.

Пуля вылетает из ствола штурмовой винтовки со скоростью примерно 900 метров в секунду. Между дульным срезом и головой Профессора был около метра. То есть, пуля проделала этот путь за одну тысячную долю секунды. Увернуться от пули при таком раскладе невозможно. Без вариантов. Но за мгновение до выстрела кто-то сильно дернул сидящего Профессора за левую руку, да так, что он повалился влево. Грохот выстрела расколол небо и землю. Профессор почувствовал ожог на правой щеке и ощутил, как потекло что-то горячее по шее. Боли не было.

 

Он лежал на левом боку, а кровь начала затекать по виску и щеке ему в правый глаз. Но Профессор видел, как Виктор, сидевший до этого от него справа, подскочил вверх, ударил по винтовке снизу, отбросив ее в сторону, и покатился клубком, сцепившись с Зимой.

 

Виктор что-то крикнул про уху, но у Профессора так звенело в голове, что он толком не разобрал. Что-то вроде: «Ася, ты уху ела?»

 

При борьбе в партере побеждает тот, кто тяжелее. Барышня весила всего килограммов 40, а Виктор – все 120. Ясно, что он очень быстро прижал Зиму к асфальту, удерживая обе ее руки. Она еще пыталась брыкаться, но схватка была проиграна вчистую. В ярости девушка плюнула в своего спарринг-партнера, но плеваться в герметичном шлеме – плохая идея.

 

Профессор, пошатываясь, сел, пошарил руками вокруг – очков не было. Тогда он поднялся, подошел к винтовке, поднял оружие, спросил:
— Пристрелить её, Виктор Натанович?
Виктор повернул к нему перекошенное лицо:
— Живой?! Ох ты ж ё! Эй-эй! Не балуй! Брось ствол! Разряди и брось!

Профессор вытащил магазин, выщелкнул из него на асфальт пять блестящих желтых патронов – больше там не было. Затем передернул затвор, выбрасывая тот патрон, что был в столе. Отбросил от себя винтовку и пустой магазин. Кровь лилась ручьем из разорванного уха прямо за шиворот и дальше по спине. Профессора мутило, он сел на асфальт, тяжело опершись на руки.

 

— Ремень! – крикнул Виктор. — Быстрей!
— А? – не понял Профессор.
— Ремень дай! Сними с винтовки и дай мне!
Профессор подтянул к себе оружие, отцепил ремень от антабок, бросил Виктору. Не добросил. Встал, пошатываясь, поднял ремень и отдал напарнику прямо в руки.
 

Виктор подхватил барышню с земли, потащил, особо не напрягаясь, к дальней трансформаторной будке, там прижал к бетонному столбу и связал ей руки сзади вокруг столба. Зима рычала как дикая кошка, шипела и плевалась.

— Уф! – выдохнул Виктор, — Тут постой, Анюта. Не уходи никуда.

 

А затем он вернулся к раненому:

– Покажи, что там у тебя? Мозг, я вижу, не задет.
— Ухо.
— Ухо? Ухо — это нормально. Ухо — это хорошо.  Щас подлатаю тебя.  В лучшем виде будешь, не ссы.

Ловко распотрошив индивидуальную армейскую аптечку, которая обнаружилась в кармане комбеза, Виктор вынул из стерильной упаковки полукруглую хирургическую иглу с заправленной уже ниткой кетгута и принялся сшивать остатки уха и кожу на щеке напарника. Шил человеческую плоть настолько сноровисто, что становилось ясно – не в первый раз.

— Уху твоему кабздец, брат. Полный кабздец. Не к чему шить даже. Ничё, у тебя еще одно есть. Опять же, женщины любят мужчин со шрамами, так что это только в плюс... — непрерывно говорил Виктор, и эта болтовня действовала как анестезия. – Пачками на тебя теперь кидаться будут дамы, пачками, братан, отвечаю. Мы еще на свадьбе у тебя погуляем, не ссы!
— Уже.
— Чего «уже»? – не понял Виктор.
— Я уже погулял на своей свадьбе. Дважды. На третий раз не тянет, — ответил Профессор и попытался улыбнуться совершенно белыми губами.
— Ну ничего, ничего. Забудь про свадьбу, братан. Нет так нет. Может так оно и лучше. Зато теперь тебя ни с кем не спутать. Если бы ты был индеец, тебе дали бы имя «Рваное Ухо». Круто же? Великий вождь Рваное Ухо, а? Как звучит! Хочешь новое имя? Второй раз родился, имеешь право! Нет, «Рваное ухо» – это длинно слишком. Давай – «Ушан», не, не так. Лучше – «Ухан»? Ухан, а? Клёвое погоняло, брат. Ты не знаешь еще, а Зона каждому сталкеру новое имя даёт, так уж повелось. И такое имя, что прям на всю жизнь. Соглашайся, брат, Ухан – козырное имя, настоящее, сталкерское. Второго такого Ухана в Зоне нету, зуб даю!

Так, с шутками-прибаутками, Виктор зашил раны Профессора и наклеил поверх своих трудов стерильную клеевую повязку. Спросил задумчиво:
— Как ты от пули увернулся, брат? Зима не промахивается с 300 метров, а уж в упор...
— Меня кто-то дернул за левую руку прямо перед выстрелом, и я упал, — сказал правду Профессор.
— Повтори?
— Меня кто-то дернул очень сильно за левую руку. И я упал до выстрела.
— Так не было никого. Слева от тебя.
— Не было.
— Не врёшь? Хотя, да, раз жив – значит не врёшь. Млять! Приплыли.
— Это плохо? – Профессор не мог понять, чему огорчился Виктор.
— Ты, главное, близко к сердцу не принимай. Просто, как абстрактный факт. Договорились? Короче... Зона тебя сберегла, брат. Сама Зона.
— Зона? Как это?
— А вот так это. Редко, но бывают такие случаи. Я лично два таких случая знаю, включая твой. Зона не только убивает, но иногда и спасает. Не принято о таком рассказывать. Те, кого Зона пометила, помалкивают обычно. И ты не распространяйся, такое лучше при себе держать.
— И что теперь?
— Ничего. Живи и радуйся. Не вышел еще твой срок. Нужен ты Зоне для чего-то.
— Для чего? – тупо спросил Профессор.
— Откуда я знаю? Чё ты меня спрашиваешь? Зону спроси, — разозлился Виктор. – Пойдем, побеседуем с нашей заплёванной принцессой.

 

— 12 —

 

Вверх было лучше не смотреть. Там была луна — ледяная, маленькая, ослепительно зелёная. В ней было что-то невыносимо страшное. Небо было по-прежнему затянуто плотными оранжевыми тучами, но в этих тучах кто-то вырезал ровный аккуратный квадратик и в центре квадрата на абсолютно черном фоне была эта жуткая луна. И светло было, как днём.

Профессор поднял глаза к небу и тихо простонал:

— Мама дорогая…

— Ты чего? – встревожился Виктор.

Профессор ткнул пальцем вверх. Виктор поднял голову, покрутил ей по сторонам от горизонта до горизонта, затем сказал:

— Ну квадрат. Ты что, квадратов никогда не видел? Детский сад какой-то.

 

Они уже стояли перед привязанной к столбу Зимой. Первым делом Виктор снял с ее пояса детектор и включил его. В аномальном поле неподалёку среди скопления электр в ту же секунду возникла полупрозрачная сияющая бутылка водки. Виктор загадочно сказал «Ага», выключил прибор и повесил на свой пояс.

Затем он пощелкал застежками на вороте комбеза Зимы и снял гермошлем с ее головы. Коротко обрезанные каштановые волосы девушки топорщились во все стороны, как копна соломы после бури. Серые глаза метали серые же молнии, если бы Зима могла убивать взглядом, то они давно были бы мертвы. Щеки барышни пылали, одна бровь дергалась. Нижняя губа сталкершы была прокушена насквозь и кровоточила.

 

— Я тебя спас, Нюра, — начал Виктор, — и в благородство играть не буду. Вот этот паренёк – Ухан – хотел пристрелить тебя, а я не дал. Так что ты мне жизнью обязана, Аня.

— Да ты глумишься надо мной, паскуда! – заорала Зима.

— Побольше уважения, девочка. Ты только что человека убила, и не просто человека – а вольного сталкера. А с убийцами сталкеров в Зоне не особо церемонятся. Так что – на полтона тише. И выбирай выражения.

— Кого я убила? Кого? Вот же он стоит!

— Не понимаешь? Пойдём простым логическим путём. Подумай и ответь: ты могла промахнуться, стреляя в упор человеку прямо в голову?

— Нет, конечно, – растеряно ответила Зима.

— Вот! – Виктор поднял палец вверх. — Ты и не промахнулась. Снесла бедняге Профессору тыкву начисто.

— Тогда это кто? – Зима подбородком указала на Профессора.

— Это наш новый друг и напарник Ухан. Познакомьтесь. Ухан – это Зима. Зима – это Ухан.

— Ты издеваешься, Витя? За идиотку меня держишь? Это же он!

— Опять двадцать пять. Давай заново: ты могла промахнуться, стреляя в голову в упор?

— Нет.

— Ну? Какой из этого вывод?

— Развяжите меня, твари конченые. Сейчас же! — этот приказ был выкован даже не из стали, а из чистого иридия, ему невозможно было сопротивляться.

— Стоп, Ухан. Куда? – Виктор остановил порыв напарника, который дёрнулся было развязывать руки девушки. – Не торопись. Сначала скажи мне, о великий вождь Рваное Ухо, какого цвета глаза у этой скво?

— Серые.

— Рано развязывать, рано. Она нас голыми руками поубивает. Порвёт, как бобик – грелку. На британский флаг разорвёт, на лоскутки распустит, на ленты для бескозырок. Мы ведь этого не хотим?

— Не хотелось бы, — поёжился Профессор.

— Тогда продолжаем разговор, как говорил наш друг Карлсон. Скажи-ка, Анна Николаевна, а что нам помешает забрать арт и уйти? А тебя тут привязанную оставить?

— Убью! Твари!

— Спокойно, Аня, спокойно. Ты в обществе интеллигентных людей, можно даже сказать, джентльменов.  Конечно, мы не опустимся до такой низости, тут ты права. Но нам нужно как-то договориться на будущее, чтоб избежать новых инцидентов со стрельбой в голову. Я понятно объясняю?

— Витя, чего ты хочешь?

— Наконец-то я слышу слова человека разумного, склонного к работе в команде на всеобщее благо. Что не может не радовать, Аннушка. А хочу я простого и понятного: чтоб забрали мы этот чёртов арт и свалили отсюда к хренам собачьим все дружно втроем, пока нам десантники не начали на голову выпрыгивать из винтокрылов. 

— Я тебе не верю. И ему не верю.

— А мы – тебе не верим, Нюта. Никакого доверия. По нолям. Что теперь делать? Не знаешь? А я знаю: нам нужно сейчас на берегу договориться, чтоб избежать эксцессов в нашем светлом будущем. Договариваться будем или как?

— Обо что, Витя?

— Деловой разговор! Можешь ведь, когда захочешь. Смотри, предлагаю такой договор: пункт первый — никто из нас не пытается убить двух других, пункт второй – арт уничтожим все вместе, пункт третий – после разбежимся в разные стороны. Просто, понятно, легко запомнить. Один, два, три.

— Руки развяжите.

— Ухан, глянь, что там с глазами у нашей принцессы?

— Карие. Светло-карие.

— Развязывай, теперь можно.

 

Профессор распутал ремень, освобождая девушку из плена. Та принялась разминать затекшие запястья. Затем мрачно, не глядя ни на кого, сказала:

— Детектор верните. И ружьё.

— С мягким знаком! – ответил Виктор. – Бегу возвращать, аж волосы назад. Ань, не начинай всё с начала, а? И морду лица сделай попроще, тут все свои. Не нужно клыки скалить. Детектор у меня пока побудет, сейчас мы его в дело пустим – наш друг Ухан пойдёт добывать свой первый в жизни артефакт.

— Ты с ума сошел? – ахнула Зима.

— Вот это мы сейчас и проверим, сошел я с ума или нет. Через пять минут будем знать это точно — Виктор включил детектор. – Ухан, твой выход!

 

— 13 —

 

Небо стремительно менялось: побледнела и пропала луна, страшный квадрат расплылся, тучи таяли и вскоре исчезли совсем. Небо сделалось удивительно чистое. Вполне обычное оранжевое солнце висело на положенном ему месте. От земли поднимался легкий туман, лужи на асфальте испарялись. Даже электры приутихли, перестали стрелять своими маленькими молниями, лишь шипели потихоньку, красиво переливаясь синими огоньками. Ветер почти стих, только иногда ласково шевелил мусор и опавшие листья.

Трое стояли у аномального поля, в центре которого искрился артефакт. Один из троицы надевал защитный шлем, готовился к первой сталкерской охоте на арты.

— Ой, мне нужно срочно припудрить носик, — неожиданно сказала Зима.
—Чиво-о-о? – Профессор так и застыл с наполовину надетым шлемом. Раненое ухо и повязка мешали ему быстро завершить процесс герметизации научного скафандра.
— Ну это девушки так говорят, когда они... — начал объяснять Виктор, но Профессор его прервал:
— Знаю я. Просто не вовремя как-то.
— Да я давно уже терплю, — быстро сказала Зима. – Я пошла?
— Стоять! – Виктор прихватил девушку за локоть и спросил Профессора:
— Ухан, ты ее обыскал?
— Почему я? – удивился Профессор-Ухан.
— Ну кто-то из нас двоих должен был ее обыскать. Я не обыскивал. Значит, ты.
— Ты же видел, что не обыскивал. Да мне бы и в голову не пришло.
— А вот зря, Ухан, зря. Мы теперь, конечно, одна команда. Но доверие еще нужно заслужить. Да, Анна Николаевна? Ноги на ширину плеч, руки в стороны. Приготовиться к личному досмотру!
 

Девушка горестно вздохнула. Виктор присел и начал хлопать ладонями по ее левой штанине, поднимаясь от щиколотки к колену и выше.
— Витя, а ты, часом, не педофил? Чё ты меня щупаешь? Я ведь несовершеннолетняя еще.
— Анна, кончай цирк. Несовершеннолетняя ты была в прошлом веке. Я твой паспорт видел, поэтому сказки мне тут не рассказывай.
— Время относительно, — Зима не унималась. – Тут год за пять идёт. Не, пять за год. Или как? Я запуталась.
— Оп-па! Что это у нас тут? — спросил Виктор, вынимая из бокового кармана правой штанины Зимы боевой нож. — Козырная вещица, цены немалой. Боевой нож кукри. Я такой только в телевизоре видел. Где взяла, Нюра?
— Где взяла, там уже нету. Нравится? Дарю! Только Кузю верни.
— Какого такого Кузю? – не понял Виктор.
— Ну вот же, на рукояти висит брелочек. Мамы моей подарок. Больше ничего и не осталось. Это личное. Отдай, — Зима подозрительно шмыгнула носом.

Действительно, в хвостовике лезвия, торчащего на вершине рукояти ножа, было просверлено отверстие. И через него пропущена стальная цепочка из маленьких шариков, замкнутая в кольцо. На цепочке болтался лохматенький мягкий домовёнок. Наверное, домовёнок.  Раз он Кузя. Брелок. Игрушка.

— Нож пока у меня побудет, — сказал Виктор, и голос его слегка дрогнул, — а игрушку забирай.
Он покрутил цепочку, не понял, как она открывается, и просто рванул, разрывая. Сунул игрушку в протянутую руку Зимы.

В это мгновение Профессор увидел перед собой ту 15-летнюю девушку Аню. Подростка. Наивную и открытую миру девчушку, которая еще верила в добро. В сказку. Что же с тобой случилась, Зима? Как ты оказалась здесь одна, стала безжалостной убийцей и нарастила панцирь в руку толщиной вокруг своей хрупкой души? Панцирь из нержавеющей стали.

Зима держала в руке свой талисман, а из глаз уже текли слёзы. Она хлюпнула носом вполне отчетливо. Потом еще и еще.
— Не реви! – сказал Виктор.
— Я не реву, — сквозь слезы ответила девушка.
— Вот и не реви. Я же не реву.
— Вот ты и не реви.
— Я и не реву. Погоди, это ты ревешь или я реву? – спросил Виктор.
— Я.
— А я – не реву. И ты не реви.

Зима уткнулась носом в плечо Виктора и дала волю слезам. Все напряжение, весь страх, вся боль, все сомнения этого дня – всё выходило сейчас со слезами. Виктор стоял, не зная куда деть руки. Глаза его подозрительно блестели.

Профессор смотрел на это и сам чувствовал, что к горлу подкатывает комок.
Через две минуты плакали все трое.
И небо плакало вместе с ними.

 

 

 

/ продолжение здесь - тыц! /

----------------------------------------------------------------

//автор иллюстраций: нейросеть Kandinsky 2.1//