/ начало повести здесь - тыц! /

Повесть в процессе создания, пишу и сразу выкладываю по 1-2 главе.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

— 14 —

С совершенно безоблачного неба капал мелкий тёплый дождик, подсвеченный сбоку рыжим солнцем. Кажется, такие дожди зовутся «грибными». Вдалеке возникла невероятной чистоты радуга.

Трое старались не смотреть друг на друга. Профессор возился со шлемом, Зима копалась в своем рюкзаке, Виктор, стоя рядом с ней, хлопал себя по карманам в поисках коробка спичек.

— Ты, главное, время рассчитай, — наставлял один сталкер другого. – Когда ты бросишь болт, электра взорвётся и разрядится секунды на две. Вот это твой шанс. Тебе нужно схватить арт и отпрыгнуть назад. Я подстрахую, брат. Если накроет... Короче, если ты будешь еще жив, то я тебя вытащу, не ссы. Комбез, конечно, защищает, но не на 100%, сам понимаешь. Поэтому не подставляйся.
— Да понял я, понял.
— Аня, ты, вроде, отойти хотела?
— Перехотела, — не поворачиваясь, ответила девушка.
— Слезами всё вышло – подмигнул Виктор Профессору. – Да, Нуся?
— Отвяжись, — огрызнулась барышня. Она отыскала в своем рюкзаке бутылку с водой и принялась умываться, наливая воду в ладонь и плеская в свою мордашку.

Глаза девушки опухли и покраснели, щеки тоже побагровели пятнами и шелушились, но особенно от слёз пострадал нос – он распух, стал краснее помидора, а кончик носа и вовсе сделался лиловым. Умывание водой красоту не вернуло. Зима вытащила из рюкзака маленькое зеркальце, взглянула на свое отражение и ахнула.
— Не смотрите на меня, — жалобно и чуть гундосо попросила она.
— Как скажешь, Нюта. – откликнулся нарочито бодро Виктор. –  Пошли, подстрахуем вместе.

И вновь человек в защитном скафандре крадется по аномальному полю, выбирая место, куда поставить ногу. Только теперь он не испуган, а собран и внимателен. Вот он уже почти вплотную к артефакту-бутылке. Электры искрят у его ног, опасные, смертоносные. Ухан достает из кармана болт, оглядывается. Позади и чуть в отдалении — Виктор и Зима, тоже в полном облачении. Виктор держит детектор, вот он поднимает вверх большой палец — дескать, всё нормально, действуй.

Бросок болта. Вспышка. Треск электрического разряда. Голубое пламя озаряет всё вокруг. Шарахнуло так, что мама не горюй.

Одна секунда.
Профессор делает шаг и хватает бутылку.

Вторая секунда.
Ухан отпрыгивает назад, едва не вляпавшись в другую электру. Опять разряд, вспышка, запах озона и даже, как будто, гари. К счастью, костюм выдерживает, зацепило лишь краем.

Потихоньку все трое выбираются из лабиринта аномалий. Профессор сжимает бутылку в руке.

— Уф-ф! – Виктор снимает свой шлем. – Жарковато было. Ты отлично справился, Ухан! Настоящий сталкер, без дураков. С почином, брат! Первый арт. Что чувствуешь? Как оно, быть бессмертным?
— Ничего не чувствую. Может, ее включить надо? Или выпить?

В бутылке плещется голубое электрическое пламя, отчего она и светится.
— Я тебе выпью, алкаш! – грозно рычит Зима. – Это не так работает.
— Угу, — Виктор снимает с Ухана шлем и осматривает отстреленное ухо. – Ухо не отросло. Так и запишем, на регенерацию арт не влияет. Больно так? Да? Понятно, боль тоже не притупляет.
— Давай я в него стрельну? – предлагает девушка. – Сразу узнаем, бессмертный он или как.
— Не настрелялась еще,  Анюта? Забудь! Ни в кого мы стрелять не будем. Считаем, по умолчанию, что арт работает.

— Дай подержать, — просит Зима, и Профессору уже протягивает ей бутылку, но тут вмешивается Виктор:
— Стоп! Арт понесёт Ухан. Только он. А мы с тобой,  Анна Николаевна, будем его беречь и охранять. И путь прокладывать. Это понятно?
— Ствол верните, — Зима говорит с обидой. – Как я его охранять буду?
— Вот там твоя пукалка лежит. Только патронов там не густо, — Виктор продолжает нараспев: — И у неё осталось три патрона, один – врагу, а два – себе в висок. Так, Нюта?

Зима не удостаивает его ответом и гордо удаляется на поиски своего оружия. Точно, девушка обиделась, теперь нет в этом сомнений.

— Обиделась, — замечает Профессор-Ухан.
— Детский сад, штаны на лямках, — Виктор смотрит на часы, потом на небо, потом снова на часы. – Надо место для ночевки искать. На «Скадовск» нельзя возвращаться, если десант высадят, то именно там нас будут ждать.
— У меня там рюкзак остался, — грустно говорит Ухан.
— На обратном пути заберем. Если будет у нас обратный путь, конечно. И если твоему рюкзаку до той поры никто ноги не приделает.
— Жалко. У меня там разработки нашей лаборатории: контейнер для артефакта с магнитной ловушкой и охлаждающим контуром и сканер-детектор, экспериментальная модель. Вместо аккумуляторов там и там стоят «этаки». Все разработки в единственном экземпляре, больших денег стоят. Оформил вынос из института, как полевые испытания. Эх... блин...
— Снявши голову, по волосам не плачут. Нассы и забудь. Ты только что второй раз родился, а переживаешь из-за какой-то фигни. Ты радоваться должен, радоваться!
— Я радуюсь.
— Чё-то не бросается в глаза, братан.

К ним бежит Зима с винтовкой наперевес и кричит:
— Слушайте! Слушайте!
Двое мужчин навостряют три уха, прислушиваются.
Это как далёкое стрекотание кузнечика, звук почти неразличим. Потом он становится громче. К нему добавляется еще такой же стрёкот. И еще.
— Ну всё, — Виктор темнеет лицом. – Приехали. Конечная, млять!
— Десантные вертолёты? – на всякий случай переспрашивает Ухан.
— Сам-то как подумал?
Раскрасневшаяся и запыхавшаяся сероглазая барышня подлетает к ним и орёт:
— Чё встали? За мной! Бегом! Бегом!

— 15 —

Звук работы мощного двигателя всё ближе. Уже слышно, как гигантские лопасти несущего винта черпают воздух: ту-ту-ту-ту. Три фигуры бегут прочь от электроподстанции, от Железного Леса, но им не уйти — вертолет держит курс прямо на них. Вероятно, летчики их заметили, винтокрылая машина начинает забирать влево, опустив нос. Боевой разворот. От вертушки не убежишь, это к гадалке не ходи.  Но вольные сталкеры всё равно бегут, спиной ощущая, как их берут в прицел. Внезапно звук двигателя стихает, как будто его просто стёрли из реальности. Раз – и тишина.

Виктор оборачивается, чтобы увидеть, как вертушка падает. Удар о землю уже не вертолёта, но груды металлолома. Еще в воздухе машину начало корёжить и сминать как будто огромной невидимой рукой. Как кусок пластилина.

— Ага! – злорадствует Виктор и показывает неприличный жест. – Хрен вам в грызло!
— Ого! – Ухан тоже остановился, повернулся и смотрит во все глаза.
— Да вы охренели, мужики?!  Чего не видали? Сейчас боекомплект рванёт! Жить надоело? – Зима торопит и подгоняет.
Подтверждая ее слова, в обломках вертолёта занимается оранжевое-черное дымное пламя.

— Чего он упал? – спрашивает Ухан без особой надежды на ответ.
— Аномалии, брат. Они не только на земле, но и воздухе, — Виктор показывает руками круги, пытается изобразить аномалии в воздухе. – Зона вообще не любит вояцкую технику, насмотришься еще по дороге искорёженных танков, вертушек и БТР. Тут армейского металлолома больше, чем ям на дорогах Омска.
— Бегом-бегом! – торопит девушка.
— Слышь, Ань, ты не беги как угорелая – на пень наскочишь.
— Жену свою поучи борщ варить, — резко отвечает Зима. – Я это тропу знаю, тут всегда чисто. Шевелите поршнями!

Девушка бежит впереди, показывая путь, за ней – Ухан, замыкающим – Виктор. Профессор думает на бегу, что надо бы смотреть на дорогу и по сторонам, а не только на зад Зимы, обтянутый комбезом. Чёрт, думает Ухан, она мне в дочери годится, куда я смотрю? И как будет правильно: зад Зимы или зимний зад?

За их спиной начинается вторичная детонация, огонь добрался до боекомплекта.

Через полчаса они уже у опор моста Преображенского. Сооружение величественное, хоть и частично разрушенное.  Далеко позади в чистое небо поднимается столб жирного черного дыма – это догорает военный вертолёт. Погони не слышно, можно отдышаться.
— Ну, Анна Николаевна, какой же у тебя план? – Виктор почти не запыхался.
— Три тысячи градусов.
— Нет, Ань! Только не это, — Виктор чуть ли не перекрестился, услышав про три тысячи.
— У тебя есть вариант получше?
— Нету, — вздыхает Виктор.
— Я ничего не понял, — встревает Профессор. – Вы про что?
— Зима решила нас засунуть в топку. В ядерный реактор. Я правильно излагаю, Нюта?
— Витя, не юродствуй. Вы знали, на что подписались. Поздняк метаться.

— Всё равно не понимаю, — Ухан смотрит то на Зиму, то на Виктора.
— Артефакты трудно разрушить, брат. Ты же держал в руках «этаки», знаешь, что их невозможно повредить, самый твердый резец их не берёт. Только один способ есть – нагреть до такой температуры, чтоб любое, даже самое тугоплавкое вещество испарилось, превратилось в газ. Температура нужна соответствующая, тут ацетиленовой горелкой не обойтись. Ну и Зима придумала запулить эту бутылку бессмертия в активную зону реактора ЧАЭС. Чтоб наверняка. Идея мощная. Но смертельная. Билет в один конец. Для одного из нас уж точно. Кинем жребий, когда доберемся до реактора.

— Не надо жребий, я полезу в реактор, — голос Зимы твёрже стали.
— Нет, арт добыл я, мне его и уничтожать, — вступает Ухан.
— Началось в деревне утро, — вздыхает Виктор. — Вот вы оба молодцы, конечно. Двое потенциальных самоубийц – просто на загляденье. Хоть сейчас вас на доску почёта с надписью «Им жизнь не дорога: лучшие камикадзе месяца». Ну? Покрасовались друг перед другом? Показали своё охеренное благородство? Баста! Надо сначала до реактора добраться. Не факт, что все трое дойдем. А уж там потянем жребий, кто жив останется. Может, и выбирать будет уже не из кого.
— Или так, — легко соглашается девушка. Ухан молчит.

— Место для ночлега надо искать. Что думаешь, Анюта?
— Времени нет, Витя. Какой ночлег? Прямо сейчас и двинем.
— Кукухой поехала? Об сосну ударилась или просто крыша прохудилась со временем? Ночь на носу. Далеко ли мы уйдём ночью? Ты лучше меня знаешь, чего тут по ночам творится.
— До ночи успеем, Витя.
— Как?! Я летать не умею,  Ань. До ЧАЭС отсюда пешкодралом сутки, не меньше. И то, если сильно повезёт.

Зима вынимает из рюкзака алый с серебром шар. Ну, на первый взгляд так кажется. Ухан смотрит во все глаза – это, скорее, что-то живое: шар непрерывно движется, как бы закручивается внутрь себя, алая внутренняя часть непрерывно перекрывается поверху всё новыми и новыми серебряными полосами, и отдельными блестяшками. Трудно описать словами, вещица явно не из нашего обыденного мира. Шарик отбрасывает алые и серебряные отблески на руки, лицо и комбез Зимы. Размером с теннисный мяч эта штуковина, может, чуть больше.

— Ага, — говорит Виктор. Он явно понимает, что это. Видал такое раньше.
— Ага, — весело поддразнивает его Зима.
Только Ухан ничего не понимает. Но спрашивать не решается, догадываясь, что это, вероятно, очередной подарок Зоны. Артефакт.
— И куда? – спрашивает Виктор.
— Туда, Витя, именно туда – Зима явно наслаждается его легкой растерянностью. Удалось ей удивить бывалого сталкерюгу.

— Ну, Анюта, ну ты даешь! Даешь стране угля: мелкого, но много! Чего раньше не сказала?
— А вы не спрашивали.

Девушка смотрит на своих напарников так, как будто она сама этот артефакт родила, вырастила и воспитала. Сверху вниз на них смотрит, хоть она им примерно до груди обоим.

— Погоди-ка, Нюта!  Стоп-стоп! Так это он у тебя всё время был? Нахрена мы тогда бежали сюда? Нас вертуха чуть не покрошила в мелкий кровавый винегрет. Мы могли же прямо из Железного Леса? Не стыкуется что-то, а? – В голосе Виктора нескрываемое недоверие.
— Ну я, — начинает юлить Зима, — Я была не уверена... Ну насчет, что мы все вместе...
— Так ты хотела арт зацапать? И одна сбежать? А нас, что, грохнуть?
— Ну... — Девушка смотрит в землю и становится пунцовой от стыда.
— Договор, Анна Николаевна. Договор! Пункт первый.
— Витя, но я же тут. Не сбежала. И вас не шлепнула. Чего ты еще от меня хочешь?
— Сучка же ты! Первый и последний раз,  Ася. И я не шучу. Ладно, забыли. Что дальше?
— Шлемы надевайте, — отдает приказ барышня. Виктор и Ухан послушно выполняют.
— Обнимите меня! – командует Зима. – Ограничений по грузоподъёмности нет, но вот радиус захвата совсем небольшой.
Оба мужчины переминаются с ноги на ногу и смотрят друг на друга смущенно.
— Мужики, вы охренели в край? Девушка вам предлагает обняться, а вы? Давайте я вас сама обниму, раз вы такие стеснительные. Ближе встаньте.

Зима сгребает двоих сталкеров в охапку и активирует артефакт. Артефакт телепортации.

Тьма, огненные искры, адский холод – всё это длится мгновение. И вот уже вся троица стоит в лучах заходящего солнца на крыше объекта «Укрытие», что построен над разрушенным четвертым энергоблоком. Фонит изрядно. К счастью, скафандры защищают от радиации.

— Ничего себе! – восхищенно шепчет Ухан. – Я не знал, что такое возможно. Я даже не слышал о таких артефактах, а в наш отдел стекается вся информация по Зоне. Никто ни разу.
— Они редкие, — Зима кивает. – И одноразовые. Испаряются в процессе. Ну или как-то так. Исчезают, в общем. Может там, в переходе между мирами застревают. Не знаю.
— Переход между мирами? Но, позвольте? – Профессор пытается через стекло скафандра поправить несуществующие очки на своем носу. Научный диспут обрывает Виктор:
— Хорош базарить! Валим отсюда в темпе вальса. В которой стороне лестница, Ань?

— 16 —

Длинные тени тянулись от их ног почему-то на юг, хотя был уже вечер. И будто двоились. Ухан смотрел на свою тень и хмыкал озадаченно. Потом всё же спросил:

— Странные какие у нас тени. А, Виктор?

— Тени? Не обращай внимания, брат. Тут с тенями черт-те что творится. Это не опасно.

Зима крутилась на месте, пытаясь вспомнить, где же тут лестница. Затем двинулась к краю крыши в поисках.

— Слушай, забыл предупредить, — Виктор повернулся к Профессору. — Ты на солнце не смотри. Тут нехорошее солнце.

Ухан немедленно обернулся на 180 градусов, уставился на небо. И едва не рехнулся: на севере над горизонтом висело не привычное рыжее октябрьское солнышко, а круглая желтая глазастая рожа с алым румянцем и нехорошей ухмылкой. Как с детского рисунка.

  — Что это? — заикаясь спросил Профессор.

 — Лабысло, —усмехнулся Виктор. — Вероятно, кто-то из местных считал, что именно так и должно выглядеть солнце. Какой-то ребенок, наверно. Зона, брат, она как бы читает наши мысли, но исключительно по-своему понимает. Если у неё есть, чем понимать. Короче, Зона состряпала эту иллюзию. Каждое утро сие чудище вылезает из-за горизонта на юге, а каждый вечер прячется в болотах за Припятью, вон в той стороне, - он махнул рукой, указывая куда-то на север. — Неплохая шутка! В радиусе 5 километров от ЧАЭС это вот страшилище вместо солнца. Иногда в эти края забредают заплутавшие мародёры или вот вояки рейды проводят - могу тебя заверить, на них это зрелище действует еще похлеще, чем на тебя! Я сам, когда первый раз увидел, чуть в штаны не наложил. Думал, всё - белая горячка. С тех пор - ни капли спиртного, как отрезало.

— В гробу я видел такое солнце, — простонал Профессор. — Сразу говори, что тут еще аномальное?

— Аномальное? – Виктор взглядом пробежался по окрестностям. – Да примерно всё, брат. Смотри под ноги и по сторонам, болты кидай, прежде чем шаг сделать. И ничему не удивляйся. Самый центр Зоны, и тут самая высокая концентрация чудес на единицу площади. А если чего увидишь странное или необычное, то руками не трогай, меня или Зиму зови. Потому что можно и без рук остаться.

Вдалеке на юге затрещал двигатель вертолёта, удаляясь. Все трое на крыше вздрогнули.

— Всё, улетают, супчики, — злобно прокомментировал Виктор этот новый звук. — Не нашли, чего искали. Сворачиваются. Финита ля комедия.

— Будем надеяться, что они не оставили тут засаду, — подхватила подошедшая Зима встревоженно. — Нам только этого еще и не хватает для полного счастья. Лестница — там.

— Пошли, брат, — обернулся Виктор к Профессору. Да только никакого Профессора не было. Вообще никого. Пустое место. Вот только что тут стоял, на Лабысло глаза щурил.

— Аня? — неуверенно позвал Виктор. — Ты Ухана видишь?

Зима подошла вплотную, уставилась на Виктора серыми глазищами снизу-вверх:

— Сбежал? А я говорила, я предупреждала…

— 17 —

Две фигуры в научных скафандрах карабкались по хлипкой железной лесенке, спускаясь с крыши объекта «Укрытие» на грешную чернобыльскую землю. Злое и страшное солнце светило им в спину, тишина вокруг не нарушалась ничем, лишь слегка поскрипывала лестница, да подошвы пары ног иногда постукивали по железным ребристым ступеням.

Небо сделалось совершенно невообразимого цвета. Вероятно, это и был цвет бедра испуганной нимфы или, как его называют франзузы, cuisse de nymphe effrayee. Но на небо эти двое не смотрели. Торопливо и сосредоточенно они старались побыстрее убраться с проклятой лестницы, на которой они были видны в своих ярких костюмах за пару километров безо всякой оптики.

Легко спрыгнула на землю Зима. Грузно бухнулся Виктор. Они присели, прислушиваясь и оглядываясь.

— Не пойму, Нюта, куда он мог с крыши деться?

— Материться не хочется, Витя, а то я бы тебе сказала, куда.

— Я серьёзно, мать.

— За «мать» в лоб щас получишь.

— Извини.

И тут Виктор получил ответ на свой вопрос. Глухой стук шел от стены саркофага, около которой они находились. Три коротких, три длинных, три коротких. Пауза. И снова. Явно, стук шел изнутри сооружения. «Три точки — три тире — три точки».

— Сигнал SOS, Ань.

— Слышу, не глухая.

— Наш?

— Не факт, Витя, не факт.

— Проверим?

Девушка молча повернулась и пошла вдоль стены в сторону входа во вспомогательные помещения бывшего 4 энергоблока. Свою винтовку она перехватила поудобнее, сняв с предохранителя. Виктор двинулся за ней, поминутно оглядываясь и прислушиваясь. Сигнал SOS повторялся вновь и вновь.

Не встретив по пути никого, двое вольных сталкеров пробрались в технические коридоры атомной электростанции. Станция была заглушена, 15 декабря 2000 года она навсегда прекратила генерацию электроэнергии. Персонал был вывезен. Охрана тоже была снята. Но станция не была необитаемой. Если верить слухам и байкам у костра, которые так любили рассказывать друг другу вольные сталкеры, тут жило множество различной нечисти. От невидимых бестелесных энергетических сущностей до вполне реальных чернобыльских псов. Ходили слухи о мутантах, убивающих силой мысли, и о безжалостных боевиках частных армий, которые искали здесь отчеты о тайных экспериментах. Большинство рассказов были просто байками, городскими легендами, но всё же… Кое-что вполне могло оказаться правдой.

Аномалий тут было немеряно, а радиоактивный фон местами зашкаливал, несмотря на всю проведённую работу по очистке территории от радионуклидов. Артефакты тоже встречались, однако охотников лезть за ними к черту в зубы было немного. Лишиться жизни здесь можно было за секунду. Возвращались живыми к окраинам Зоны отсюда единицы. Даже вояки, обвешанные оружием, броней и обеспеченные тяжелой техникой, несли здесь адские потери, зачастую даже не понимаю, что или кто их убивает. Вся территория ЧАЭС была усеяна брошенной военной техникой – танки, вертолёты, БТРы. У некоторых танков и БТРов люки были наглухо задраены изнутри. Как там погибли бойцы, скрытые броней и защищенные системами очистки воздуха от радиоактивной пыли, оставалось загадкой. Зона убивала сквозь броню танков, ничего не могло защитить от ее гнева.

И Зима, и Виктор всем существом ощущали пристальный взгляд Зоны, следящий за ними ежесекундно. Смерть стояла у каждого из них за левым плечом. Дальше в Зону – ближе к небу, как любили говорить бывалые сталкеры. И добавляли: сталкеров в рай без очереди пропускают.

В тесных темных коридорах технического уровня клаустрофобия развивалась у каждого. Узкий луч встроенных в шлемы фонарей выхватывал из тьмы голые бетонные стены и множество кабелей и труб, змеящихся по ним. И пыль. Огромное количество пыли, копившейся годами, а теперь потревоженной и висящей в воздухе. К счастью, в скафандрах были изолирующие дыхательные аппараты замкнутого цикла.

Здесь, в этих извивающихся, расходящихся, ветвящихся и пересекающихся подземных коридорах, звук SOS был не слышен. Но Виктор был уверен, что сигнал повторяется.

Зима шла первой - приклад в плечо, голова прижата к прикладу, один глаз зажмурен, прицел пляшет по коридору впереди, повторяя путь светового пятна от фонаря на шлеме. Виктор замыкал, оглядываясь и прислушиваясь.

Девушка остановилась внезапно. Сталкер за её спиной замер с поднятой для шага ногой. В свете двух фонарей коридор впереди был пуст. Но как будто в одном месте воздух сгущался и чуть дрожал. Как бы переливался, как вода. Нет, описать это словами невозможно. Плохо выглядел воздух впереди, смертью сквозило от него.

— Болт, - прошептала Анна.

Виктор понял ее с полуслова и сильно замахнувшись швырнул болт далеко вперед. Ахнуло неожиданно и оглушительно, оранжево-белое пламя заполнило коридор, устремляясь вдаль и сжигая всё на своем пути – выжигая и пыль, и кислород. Огонь возникал не из стен, а из совершенно пустого пространства коридора, опаляя стены, сжигая оплётку электрических кабелей и прожигая дыры в стальных трубах под потолком.

Так же внезапно всё погасло, тьма навалилась, даже фонари не могли ее разогнать.

— Ну всё, муха блядская, приехали! – зло и горько сказал Виктор.

— По вентиляции пойдём, назад нельзя, - Зима была сосредоточена и внешне спокойна.

Да, возвращаться нельзя, это первая заповедь любого сталкера. Любого, кто выжил в Зоне.

— 18 —

В коридор слева и справа открывались двери служебных помещений. В ближайшую дверь Зима и нырнула. Куча брошенного оборудования неясного назначения загромождала центр комнаты, часть приборов была раскурочена – видать, мародеры вытаскивали медь и разное ценное. Девушка шарила лучом фонаря по стенам, разыскивала решетку вентиляции.
— Витя, подсади, — Зима обнаружила искомое.
— Не вопрос, Ань.
— Если ты меня собираешься за задницу хватать в этот момент, то предупреждаю сразу – я тебе нос сломаю за такое. Чтоб без обид, Витя.
— Да не очень-то и хотелось, — но голос Виктора был полон разочарования, выдавая его с головой.
Сталкер присел у стены, позволяя девушке забраться на его плечи и дотянуться до решетки под потолком. Зима принялась откручивать болты, которые удерживали решетку на месте. Необходимый инструмент - мультитул был у нее в нагрудном кармане.
Четыре болта, а за ними и решетка грохнулись на бетонный пол. Девушка, подтянувшись на руках, заползла в вентиляционный короб. Повозилась там немного и крикнула:
— Чисто!
Виктор подтащил железный стол и тоже забрался в вентиляцию.

За стенами станции наступила ночь. Жуткое солнце центра Зоны напоследок похабно подмигнуло левым глазом и спряталось в болота севернее Припяти. Ночная тьма окутала территорию вокруг ЧАЭС. В вентиляционной трубе тоже было темно, но в ней было темно и днем, и ночью. Сейчас лишь свет двух фонариков метался по железным стенкам.

Хрупкая и маленькая Зима грохотала и гремела, поминутно застревая и матерясь свистящим шепотом. Ее винтовка цеплялась за любой выступ, за любой болтик, за любую неровность.
Следом полз Виктор бесшумно и ловко, несмотря на свои габариты. Поначалу он тихонько хихикал, когда девушка особенно многосложно матюгалась, застряв. Но получив два раза каблуком по куполу, хихикать перестал.
— Приезжай в Калифорнию. Отдохнем, развлечемся... - пробормотал Виктор себе под нос, подражая своему любимому киногерою, который тоже был мастак ползать по вентиляции.

Оставалось только надеяться, что на пути их не поджидает аномалия. Или еще что похуже.
После пары прямых перегонов и пары поворотов, в которых Зима застревала так, что Виктору приходилось её буквально проталкивать, как застрявшую пробку в бутылке — после этого всего Зима решила, что они уже достаточно много проползли, чтобы обойти аномалию в коридоре. Девушка ногами принялась выбивать вентиляционную решетку в боковой стенке трубы. Грохот стоял такой, что будь на станции хоть какие-то монстры, то они все бы сбежались сюда на звук. Бежали бы с одной мыслью: «Вот и хавчик пришел!»
Решетка не поддавалась.

— Нюта, отползи, дай, я попробую.
Зима молча сдвинулась по трубе, давая место Виктору. От пары мощных ударов решетка выпала наружу. Сталкер вылез в очередную техническую комнату, помог выбраться девушке. Кинув пару-тройку болтов вперед, выглянул в коридор. Несколько болтов и туда.
— Вроде, норм.
— Дай дорогу, — Зима опять взяла винтовку наизготовку и двинулась вперед. В конце коридора виднелась лестница наверх.

Вскоре двое сталкеров добрались до реакторного зала 4 энергоблока. Фонило преизрядно. Счетчики Гейгера, вмонтированные в их комбезы, заходились, захлёбывались своим треском и переходили на непрерывный заунывный свист. В темном огромном помещении лишь в дальнем углу горела яркая голубая звезда. И оттуда же шел стук: «три точки — три тире — три точки».

Осторожно приблизившись, они обнаружили Ухана, лежащего у стены. В одной руке у него была зажата светящаяся бутылка, в другой – какая-то железяка, которой он колотил по стене саркофага, отбивая сигнал SOS. Ноги его были неестественно вывернуты, штанины промокли насквозь черными пятнами крови.
— Ухан, дружище! – завопил Виктор.
— Ребята! – бросив железяку, помахал рукой Профессор. — А я упал. И кажется, сломал обе ноги.

— 19 —

В свете трех фонарей раны на ногах Ухана выглядели ужасно. Пара костей пробили мышцы и кожу насквозь, острые обломки торчали ниже левого колена. Кровь уже запеклась, на ногу почти у паха был наложен жгут-турникет из военной аптечки.
— Лист крыши подломился подо мной, и я полетел вниз, — рассказывал Профессор во время осмотра его ног. — Вы же по этому листу крыши поняли, что меня внутри надо искать?

Виктор и Зима переглянулись. Девушка тихонько постучала себя согнутым пальцем по шлему сбоку, давая оценку сообразительности Виктора.

— Как же ты выжил, братан? Тут лететь метров 60 минимум.
— Артефакт, думаю, — закашлялся Ухан. — Я жгут сразу наложил и из аптечки вколол все шприц-тюбики. И таблетки все сожрал.
— Имодиум не надо было, — хмыкнула Зима. – Теперь неделю не сможешь...  Впрочем, неважно.
— Операционная нужна. Слышь, Нюта, поищи вокруг чего-нибудь, чтоб носилки сделать.
— Не надо носилки, — подал голос Ухан. — Мы же уже в реакторном отсеке, так?
— Типа того. Только реактор этот взорвался в 1986 году. Пачка графитовых замедляющих стержней, примерно 20 на 20 метров в поперечнике, и в глубину 18 метров, сгорела почти мгновенно, а всё ядерное топливо проплавило бетонный пол и утекло в подвал, по пути смешавшись с бетоном, песком и элементами обшивки реактора. Кориум – так эта адская смесь теперь называется. И внутри у нее до сих пор идёт ядерная реакция. Активная зона и всё такое. А все другие реакторы этой станции давным-давно заглушены. Больше 10 лет назад.
— Вот! — сказал Профессор.
— А ведь он прав, — подхватила Зима. — Мы у цели. Давайте арт, я полезу в активную зону.
— Стоп! Никто никуда не лезет. Сначала Ухана дотянем до больнички, пока он ласты не завернул.
— Виктор Натанович, — откашлялся Профессор. — Я уже труп. При любом раскладе. Вы же должны это понимать. Я жив ровно до того момента, пока держу эту бутылку. А как только мы выберемся к людям – бутылку отнимут. За ней идёт охота, она бесценна, а моя жизнь ничего не стоит. Да и жизни никакой уже нет, я настоящий зомби – живой мертвец. Поэтому в активную зону пойду я. Мне так и так каюк.

— Как ты пойдешь, братан, с перебитыми ногами?
— А вы меня подтащите так близко, как сможете, а дальше я уже на руках заползу. Руки силу не потеряли.

— Нет, братуха.
— Да, Витя, да. Он всё правильно говорит. Он уже умер. Давно умер. И сейчас он может кое-что сделать для всех, оставшихся в живых. Может уничтожить этот чёртов арт. Ты не забыл, зачем мы сюда шли?
— Да помню я, Аня, помню.
— Ну?
— Не могу я так, Ася. Сам погибай, а товарища выручай – слыхала про такое?
— Витя, ты идиот? Он уже умер. Посмотри правде в глаза.
— Млять!
— Бери его под плечи, а я за ноги возьму. А по лестнице на веревке его спустим, у меня есть стропа от парашюта. Давай в темпе! У него, похоже, внутреннее кровотечение. Может сознание потерять в любой момент. Витя, не тормози!

По циклопическому залу, засыпанному радиоактивным пеплом и бетонной крошкой, двое тащили третьего в полной темноте к огромной дыре в полу в центре помещения. Виктор непрерывно матерился себе под нос. Девушка несла свою ношу молча. Штурмовая винтовка была закинута за спину и время от времени цеплялась стволом за крупные бетонные обломки. Свет фонариков и голубое сияние артефакта чуть смягчали тьму вокруг.
— Вы не волнуйтесь, я всё равно ниже груди ничего не чувствую, — подал голос Профессор, когда Зима не удержалась, уронила одну его ногу на пол и принялась извиняться.
— Перелом позвоночника, — ни к кому особо не обращаясь и не оборачиваясь, сказал Виктор.

— 20 —
 

Они еще дважды уронили Профессора – один раз лопнула хвалёная парашютная стропа, и Ухан свалился с высоты пяти метров на груду бетонных обломков, а второй раз просто уронили, перенося его тело по узкому подвальному коридору. Ухан яростно шутил, комментируя каждое своё падение.
 

Виктор ушел вперед, чтоб разведать дорогу к кориуму. Скорее, уполз – коридор до половины был засыпан песком, бетонной крошкой и радиоактивным пеплом.  Было очень жарко, счетчик Гейгера просто перешел на ультразвук, настолько тут было всё заражено радиацией.

Профессор и Зима лежали рядом, вглядываясь в тьму коридора впереди и прислушиваясь к звукам оттуда. Звуков никаких не было, полная тишина. Лишь какое-то потрескивание. Виктор, при всех его габаритах, двигался бесшумно.

— Как в аду после ядерной бомбардировки, — снова пошутил Ухан. Зима не отреагировала. В темноте под стеклом шлема не было видно её лица, но Профессор ясно представлял, как она хмурится и закусывает нижнюю губу.

— Анна, — Профессор впервые назвал девушку по имени, — что за черная кошка между вами пробежала? Ну, между вами и Виктором. Вы говорили, что он был вашим учителем. А разговариваете с ним так, как будто наоборот. Не понимаю.
— Мы об этом не говорим, — ответила Зима. Помолчала и добавила: — Хотя... Сейчас смысла нет скрывать. Скажу один раз. И больше мы к этой теме никогда не вернемся, идёт?
— Идёт, — закашлялся Ухан. Во рту он постоянно ощущал металлический привкус крови.
— Это был поход по родному краю. Виктор... э... Натанович был наш классный руководитель. Он турист-разрядник, КМС по направлению «маршрут», постоянно нас в походы водил. Каждые три месяца. Из нашего класса с ним ходили постоянно человек 15. В тот, последний раз, нас было 17. Выпускной класс, но всё равно еще дети. На два дня с ночевкой в палатках. Мальчиков и девочек примерно поровну, я тоже была. Все девчонки в классе были без ума от Виктора Натановича... Ну и я тоже. Детская такая влюбленность, ничего серьезного. Он не знал, по крайней мере, виду не показывал. Любимчиков у него не было. Никаких намеков, ничего такого, вы не думайте. В этом смысле слова плохого никто не скажет про нашего учителя. В первый день прошли почти 30 километров, поставили палатки, назначили костровых и поваров. Ничего особенного. А вот ночью нас и накрыло. Не знаю до сих пор, что это было. Выброс или что другое. Как будто мы провалились в ад. Небо пылало, грохотало со всех сторон, сыпался жирный пепел, черный такой. И ветер, я такого ветра никогда больше не слышала. Кроны деревьев начали гореть, сначала вдали от нас, а потом всё ближе и ближе. Виктор Натанович собрал всех, сказал, чтоб бросили всё – палатки, рюкзаки, все вещи и еду. Сказал, что надо быстро уходить. Сказал: беда.

Профессор слушал молча, лишь иногда заходясь в приступах кашля.
— Он вышел из леса один. Один, понимаете? И он был весь в крови. В чужой крови. А в посёлке, куда он вышел, уже шла эвакуация, всех просто грузили в автобусы и везли в сторону Киева. Военных еще не было, милиции уже не было. И, конечно, никаких спасателей. Когда спохватились и выслали поисковый отряд, уже много часов прошло, почти сутки... Искали долго, не сразу нашли.
— А вы, Анна? — спросил Профессор.
— Я, наверно, сознание потеряла. Очнулась одна, никого нет вокруг, лес горит. До этого мы шли через болото, одежда была промокшей насквозь, от холода и очнулась. Стала выходить, навыки ориентирования и выживания в лесу помогли. Долго выходила, без компаса была, а солнца не было видно – сложно было направление держать. К вечеру третьего дня вышла к селу, там были люди, был телефон. Потом родственники за мной приехали.
— А с другими детьми что?
— В газетах писали «Не хватило сил». Так статья называлась. Когда их нашли, тела уже начали разлагаться, глазницы у всех полностью выедены насекомыми. Хоронили их в закрытых гробах. Мне запомнилась фраза из той статьи в газете: «У всех пострадавших была мокрая одежда. Плюс большая физическая нагрузка и кислородное голодание. В таких условиях смерть может наступать быстро. Были случаи, когда при подобных обстоятельствах люди умирали от переохлаждения в течение двух часов».
— Ничего не понимаю. Вы же были недалеко от людей, от поселков. Это же Киевская область, а не сибирская тайга, не тундра. Как тут можно умереть от переохлаждения? Это зимой было?
— 26 апреля.
— Погодите, погодите... А год какой?
— Тот самый.
— А Виктор?
— Виктор говорит, что ничего не помнит. И чья кровь на его одежде, тоже не знает. Он просто приехал на эвакуационном автобусе в Киев и бродил по улицам. Его долго под следствием держали, допрашивали, на следственные эксперименты на место гибели группы возили. Но потом отпустили. До суда дело не дошло. Из школы, конечно, сразу попёрли.

— Погодите, Анна, почему он за ними сразу не вернулся? Почему не привел помощь?
— Он так и не смог ответить на этот вопрос. Ни мне, ни следователям, ни родителям моих одноклассников. Ни самому себе. И он, похоже, и вправду не знает, что там случилось. Они лежали на поляне по кругу ногами к центру, все 16 человек. В строгом порядке - мальчик, девочка, мальчик, девочка... В мокрой одежде. Лицом вверх лежали. Они не были связаны или ранены. Никаких повреждений, кроме действий насекомых и личинок мух, обнаружено не было. Но насекомые - это уже посмертные повреждения. Понимаете, они просто лежали, взявшись за руки. Как будто какой-то ритуал был. Не знаю... Я спрашивала его много раз, много тысяч раз, он не знает.
— Вы верите, что он не знает? – спросил Профессор тихо.
— Теперь верю. Насмотрелась тут всякого. Это Зона, тут и не такое бывает.
— Но почему... — начал Ухан и закашлялся, — почему, Анна, вы не погибли со всеми?
— Зона спасла, —  ответила девушка. В этих словах была просто констатация факта.
— Виктор говорил, что знает случай, когда человека от смерти спасла сама Зона, но я не думал, что он говорит о вас. Думал, он о себе. Как это было?
— Болтун – находка для шпиона, — резко сказала девушка. — Всё, тема закрыта.

Они помолчали. Виктор не выдержал:
— Извините, если я...
— Всё нормально. Проехали.
— Хотите, дам артефакт подержать, пока Виктор не видит?
Зима от удивления повернулась к Профессору всем телом:
— Вы же умрёте, если отдадите бутылку! Нет, нет, нет.
— Вы же можете подержать её в моих руках. Да? Это же разрешается?
 

Зима протянула руку к артефакту. Помедлила. Глубоко вдохнула. Затем прикоснулась кончиками пальцев к голубому пламени за морозным стеклом.
 

Такого с ней еще никогда не было. Она вдруг словно попала в другой мир. Бетонные стены подвала исчезли. Синее пламя окутало всё вокруг. Миллионы запахов разом обрушились на девушку: резких, сладких, металлических, ласковых, опасных, тревожных, огромных, как дома, крошечных, как пылинки, грубых, как булыжник, тонких и сложных, как часовые механизмы. Воздух сделался твердым, в нем объявились грани, поверхности, углы, словно пространство заполнилось огромными шершавыми шарами, скользкими пирамидами, гигантскими колючими кристаллами, и через все это приходилось протискиваться, как во сне через темную кладовку, забитую старинной уродливой мебелью... Это длилось какой-то миг. Она выдохнула, и все пропало. Это был не другой мир, это прежний знакомый мир повернулся к ней другой, неизвестной стороной, сторона эта открылась Зиме лишь на мгновение и снова закрылась наглухо, прежде чем она успела разобраться...
 

— Ни хрена себе! — выдохнула девушка, отдергивая руку от артефакта.
— Что? — встревожился Профессор, но тут вернулся Виктор и разговор с Зимой прервался.
— Не пройти, — зло прошипел Виктор, — жаба впереди. Прям поперёк коридора. Дрянь какая-то, я таких не видел еще. Все болты раскидал, нет даже щелочки, чтоб проползти. Ася, есть другой путь?

— 21 —

Технические и служебные коридоры шли по кругу вокруг шахты реактора, дублировались многократно, через каждые 100-200 метров были технические лестницы, по которым можно было опуститься или подняться с одного подвального этажа на другой. Часть коридоров были непроходимы, но оставшихся вполне хватило, чтобы трое вольных сталкеров продвинулись к своей цели. Они спустились еще на 2 этажа вниз и попали в самое пекло. Бетонные стены светились слабым малиновым светом, настолько тут было горячо. К счастью, защитные скафандры пока держали натиск жара и радиации, а воздух внутри шлемов был прохладен, чист и свеж.

Ухана обвязали парашютной стропой и просто волокли за собой как детские санки. По очереди. То Виктор, то Зима. Передвигались они по большей части ползком. Профессор уже не шутил, похоже, время от времени он терял сознание. Светящаяся бутылка была надежна закреплена в специальном зажиме на поясе его скафандра, иначе бы он ее просто выронил в момент отключки. Это Виктор объяснил про контейнеры для артефактов и научил ими пользоваться. Ничего сложного.

— Всё, Ася, дальше мы вдвоем, — просипел Виктор, перехватывая постромки.
— С чего вдруг? – тоже хрипло ответила девушка. Воздух в скафандрах, конечно, был чистый и прохладный, но при этом очень сушил горло.
— За вторым поворотом – кориум. Там хуже, чем в эпицентре ядерного взрыва. А тебе еще рожать.
— Ты мне что, отец родной? Сама решу, что мне делать.
— Решишь, конечно решишь. В другой раз. А сейчас решил я. Не обсуждается.
Девушка молчала. Затем тихо спросила:
— Я могу быть уверена, Витя?
— Да, можешь. Спалим мы эту бутылку. Прощайтесь, я отползу.
Один сталкер продвинулся чуть дальше по коридору, давая двум другим минутку, чтоб проститься.

— Страшно? – спросила Зима Профессора.
— Конечно страшно, — честно ответил Ухан. — Я точно так хочу жить, как и все живые существа. Инстинкт самосохранения и всё такое. Иногда мне кажется, что это – плохой сон. Что нужно просто проснуться. Пробую, пробую проснуться – не получается.
— Почему ты не сбежал с артом?
— Честно? Я хотел. Планы в голове строил. Но Зона всё решила за меня. Ты же не думаешь, что это была случайность, что именно подо мной лист крыши саркофага проломился? Думаю, тут всё решает Зона, а мы – лишь пешки на этой шахматной доске.
— Ты... ты извини меня, что я в тебя стреляла.
— Дело житейское, с кем не бывает. Тем более, я и вправду хотел сбежать с этим артефактом, горы золотые до небес себе воображал.  Думал, куплю небольшой бизнес – маленький заводик по утилизации промышленных отходов, хе-хе. Уже простил, Анна Николаевна. И ты меня прости за всё зло, что я тебе причинил или мог бы причинить.
 

Девушка всхлипнула.
— Ну-ну, Зима! Держи хвост пистолетом! — Ухан похлопал Зиму по запястью.

Аварийная система оповещения в их скафандрах ожила второй раз за эти сутки. Сквозь помехи далёкий голос неразборчиво проверещал:
— Ești înconjurat. Aruncați armele! Ieșiți cu mâinile în aer!

Виктор подполз ближе и встревоженно уставился на Зиму.
— А так всё хорошо начиналось, — пробормотала барышня. — Давай, Витя, в темпе!
 

Новые голоса наперебой заговорили, заорали, перекрикивая друг друга в динамиках шлемов:
— Surrender and your lives will be spared! Come out with your hands up! Unarmed!
— Etrafınız sarıldı. Silahlarınızı bırakın! Elleriniz havada dışarı çıkın!

— Brava team on the first floor, Charlie team in the basement. Let's go! Don't shoot!
— Kau sudah terkepung. Jatuhkan senjata kalian! Keluarlah dengan tangan di udara!
 

Виктор накинул на плечи стропу:
— Это суахили, что ли?
— Бегом! — торопила его Зима.

А затем, перекрывая все другие голоса, громкий, властный бас прорычал на знакомом языке:
— Сталкеры! С вами говорит полковник Тарасов. Вы окружены! Предлагаю сложить оружие и сдаться! Во избежание кровопролития и неоправданных жертв. В противном случае по вам будет нанесён бомбово-штурмовой удар! Повторяю. С вами говорит полковник Тарасов. Вы окружены. Предлагаю сложить оружие и сдаться. Гарантирую вам жизнь. Слово офицера. Иначе по вам будет нанесён штурмовой удар. Как поняли меня, прием?
Виктор повозился с переключателями у ворота скафандра и прохрипел в эфир:
— Полковник Тарасов, иди нахуй!
Затем отключил аварийную частоту и пополз вперед.
— Как выбираться будете? — тревожно спросил Ухан из-за спины.
— Не ссы, братан, не впервой. Зима вообще не промахивается никогда. Ты — первый такой случай, надеюсь, что и последний. Кроме того, Зона вояк не любит, а нас, вольных сталкеров, наоборот. Прорвёмся!
— У Ани шесть патронов всего, — продолжал тревожиться Профессор.
— Да нам хватит, братуха, не переживай. Им арт нужен, мы с Нюшей им нафиг не сдались. Тем более, мы тут все ходы-выходы знаем. Э... э... Нюта знает. Так что мы – как ниндзя, проскочим в тенях, они тут еще месяц пустой саркофаг будут обыскивать, пока поймут, что нас уже нет.
— Может быть, у Анны еще один артефакт телепортации есть?
— Да, братан, вполне возможно. Она умеет удивлять, — Виктор болтал без умолку, волоча за собой Ухана по сужающемуся коридору. Поворот, длинный коридор. Стены уже не просто светились малиновым, они пылали подобно вольфрамовой нити накаливания в электролампе.
Оставался последний поворот перед кориумом, перед активной зоной бывшего ядерного реактора.
— Всё, брат. Дальше ты один.
— Не знаю, что сказать, Виктор Натанович.
— А ничего не говори. Сталкеров в рай без очереди пропускают, если люди не врут. Проверишь, заодно. 
— Будет больно?
— Не, братуха. Нервные пути и сам головной мозг сгорят быстрее, чем сигнал о боли дойдет к мозгу от болевых рецепторов. Как только выпустишь артефакт из рук – всё. Как будто телевизор выключили. Подползи поближе к ядру. Как сможешь. 
— Понял. Удачи вам, Виктор Натанович.
— Да, удача нам понадобится. Ну, твой ход, вождь Рваное Ухо!

Виктор откатился в сторону, давая дорогу Ухану. Тот снял арт с пояса, зажал его в правой руке и пополз по коридору к кориуму.
За поворотом он увидел пылающее ядро. Светилось, почему-то, фиолетовым. Ткань скафандра вспыхнула, не выдержала.  Горящие клочья защитного костюма тянулись за Профессором как огненный след. Полиметилметакрилат защитного бронированного стекла шлема просто стёк на бетон, как растаявший лёд, и тут же испарился, даже не успев загореться.

Артефакт хранил тело сталкера. Обнаженный и обожженный, он полз прямо в активную зону кориума. Волосы на голове начали дымиться, затем осыпались пеплом.  Ухан не чувствовал ни жара, ни боли. Он уже не дышал, лёгкие, похоже, сгорели, но сталкер был еще жив. И полз. Полз.
 

Он заметил, что ногти и костяшки пальцев начали обугливаться, и решил, что скоро, уже скоро.

Сейчас!

Он попытался разжать руку и отпустить бутылку. Тело сопротивлялось. Первый волевой импульс просто не дошел до мышц кисти. А интересное кино получается, подумал Профессор, а если я не смогу бросить арт? Мне тут вечно гореть? Может, не врали про вечные адские муки в пекле?

Со второй попытки руку разжать удалось.

Он еще успел увидеть, как бутылка начала испаряться.

В следующее мгновение его тело обратилось в серый пепел.

Тьма.

Как будто телевизор выключили.

Время и пространство исчезли.

Абсолютное небытие.

— 22 —

Неожиданно он слышит далёкий знакомый голос, зовущий его:

— Профессор! Профессор!

Суки, даже помереть спокойно не дадут, думает Профессор. А вот интересно, чем я слышу? Ушей-то у меня нет. Как и тела. Всё сгорело. И чем я думаю? Мозг тоже обратился в пепел, думать просто нечем. И что вообще, черт возьми, происходит? Это что, я у райских врат, что ли? Так не видно ни черта.  Тьма вокруг. Или у меня просто глаза закрыты? Откуда у меня глаза? Да что за херня тут творится? И какой может быть рай, если я некрещеный. И вообще – я атеист. Чертовщина какая-то. Почему так темно?

Профессор открывает глаза.

----------------------------------------------------------------

//автор иллюстраций: нейросеть Kandinsky 2.1//